Я знал, что, если не остановлю его, он совершит нечто
ужасное, причинит боль мне или Габриэль. Ему было известно все, что случилось с
Ники. В этом я был уверен. И если я в самой глубине души хотел покончить с
Ники, он непременно узнал и об этом. Зачем я позволил ему войти сюда? Почему не
подумал о том, что он способен на многое?
– Неужели ты не понимаешь, что это не более чем жалкая
пародия? – продолжал он все так же тихо и мягко. – Каждый раз смерть
и последующее пробуждение будут опустошать человеческую душу. И тогда одни
будут вечно ненавидеть тебя за то, что ты отнял у них жизнь, а другие ударятся
в крайности, которые ты так презираешь. Кто-то станет безумствовать и
неистовствовать, а кто-то превратится в неподвластное тебе чудовище. Иные
позавидуют твоему превосходству, а иные просто отдалятся, начисто исключат тебя
из своего разума. – Он бросил взгляд на Габриэль и едва заметно
улыбнулся. – Между тобой и ними всегда будет существовать непроницаемая
завеса. Ты можешь создать целый легион и все равно будешь обречен на вечное и
полное одиночество!
– Я не желаю тебя слушать. Все это не имеет никакого
значения.
Я заметил, что Габриэль переменилась в лице. Теперь она
смотрела на него с нескрываемой ненавистью.
Он горько усмехнулся, хотя едва ли можно было назвать это
смехом.
– Возлюбленные с человеческими лицами, –
насмешливо произнес он. – Разве ты не понимаешь, что жестоко ошибаешься?
Один люто тебя ненавидит, а другая… что ж, другая, напившись темной крови, стала
еще холоднее, чем была. Или я не прав? Но даже у нее, такой сильной и
хладнокровной, бывают моменты, когда она страшится своего бессмертия. А кого
она может винить в том, что произошло с ней?
– Ты просто глупец! – прошептала Габриэль.
– Ты пытался уберечь скрипача. Но тебе и в голову не
приходило спасти ее!
– Замолчи! – воскликнул я. – Или я тебя
возненавижу! Ты этого добиваешься?
– Но я лишь говорю правду, и ты это знаешь. А что
никому из вас никогда не доведется узнать, так это всю глубину обиды и ненависти,
которые каждый из вас испытывает! Глубину страданий! И глубину любви!
Он замолчал, а я не мог ничего ему ответить. Он делал сейчас
именно то, чего я так боялся. А я не знал, как защитить себя.
– Если сейчас ты уйдешь от меня вместе с ней, тебе
придется совершить это снова, – продолжал он. – Никола тебе не
получить никогда, а она уже давно мечтает от тебя освободиться и ищет способы,
как это сделать. В отличие от нее ты никогда не сможешь жить один.
Я не мог ничего ему ответить, но заметил, как сузились глаза
Габриэль и как жестко сжались ее губы.
– А это значит, что придет время, когда ты станешь
искать других смертных, – снова заговорил Арман, – в надежде на то,
что Обряд Тьмы поможет тебе обрести любовь, которой ты так жаждешь. И из этих
новообращенных, непредсказуемых в своих мыслях и поступках детей ты надеешься
построить для себя крепость, чтобы спастись от времени? Что ж, хорошо, если
такая крепость устоит хотя бы в течение полувека. Предупреждаю: защититься от
времени ты сможешь только с помощью таких же сильных и наделенных мудростью
существ, как ты сам.
Крепость для защиты от времени… При всем моем невежестве эти
слова произвели на меня впечатление. Дремавший в душе страх вновь проснулся и
стал еще сильнее.
На какой-то миг он отдалился от меня. На фоне пылающего в
камине огня он казался невероятно красивым: темные пряди сверкающих волос
слегка касались гладкого и совершенно чистого лба, а на губах играла почти
счастливая и поистине неземная улыбка.
– Если мы не будем придерживаться древних обычаев,
разве сможем мы обрести друг друга? – спросил он. – Кто еще сумеет
разделить твои страдания? Кто еще способен понять, что творилось в твоей голове
в тот вечер, когда ты стоял на сцене своего маленького театра и нагонял ужас на
тех, кого так любил?
– Не смей говорить со мной об этом! – прошептал я,
чувствуя, что его слова, голос и глаза лишают меня воли и неудержимо влекут к
себе. Я был близок к экстазу, который испытывал в ту ночь на сцене. Всеми
силами я тянулся к Габриэль, обращался к ней за помощью.
– Кто еще способен понять, о чем ты думал, когда мои
неверные подданные бесновались под музыку твоего обожаемого скрипача и устроили
это ужасное представление на бульваре? – снова спросил он.
Я молчал.
– Театр вампиров… – Губы его растянулись в
печальной улыбке. – Понимает ли она иронию и жестокость этих слов? Знает
ли, что ты чувствовал, когда совсем еще юным стоял на сцене и слушал
восторженные крики публики, которая приветствовала тебя? Когда время было твоим
другом, а не врагом, как сейчас. Что ты испытывал, когда за кулисами, стоило
тебе протянуть руки, и все твои друзья, маленькая семья, тотчас бросались в
твои объятия и прижимались к тебе со всех сторон?..
– Остановись, прошу, замолчи!
– Способен ли кто-либо еще оценить твою душу?
Колдовство! Чародейство! Пользовался ли им кто-либо с
большим умением и искусством? В действительности за безудержным потоком его
слов скрывалось нечто совсем другое. «Приди ко мне, и я стану солнцем, вокруг
которого ты будешь вечно вращаться, мои лучи осветят, откроют те тайны, которые
ты не желаешь открывать никому. И тогда я, обладающий возможностями и властью,
о которых ты не имеешь ни малейшего понятия, завладею тобой и уничтожу тебя!»
– Я уже спрашивал, чего ты от меня хочешь, –
обратился я к нему. – Что тебе нужно от меня на самом деле?
– Мне нужны вы, – ответил он. – Ты и она! Я
хочу, чтобы на дорогах судьбы нас стало трое!
– А не того ли, чтобы мы сдались и подчинились тебе?
Я покачал головой. Лицо Габриэль выражало настороженность и
отвращение. Арман уже не сердился и не кипел от злобы. И все же он вновь
произнес:
– Я проклинаю тебя!
Его сказанные обманчиво спокойным тоном слова прозвучали для
меня как торжественная клятва.
– Я предложил тебе свои услуги в тот момент, когда ты
оказался сильнее меня, – сказал он. – Вспомни об этом, когда твои
собственные Дети Тьмы нанесут тебе удар в спину, когда они восстанут против
тебя. Вспомни обо мне!
Его слова потрясли меня. Потрясение было гораздо более
сильным, чем то, которое я испытал в минуты ужасного прощания с Никола в театре
Рено. Я ни секунды не боялся в подземном склепе кладбища Невинных мучеников, но
испытывал страх здесь, в этой комнате, с той самой минуты, как мы сюда вошли.
В нем снова закипал гнев, на этот раз слишком сильный, чтобы
он мог его скрыть.