Предчувствие конца - читать онлайн книгу. Автор: Джулиан Барнс cтр.№ 16

Письмо от душеприказчицы я прочел не сразу. Сначала долго разглядывал вложение: длинный, кремового цвета конверт с моим именем. Этот почерк я видел только раз в жизни, но сразу узнал. «Энтони Уэбстеру, эсквайру»: маленькая завитушка в начале и в конце каждого слова тут же напомнила мне о женщине, знакомство с которой ограничилось одним уик-эндом. У которой был почерк, выдававший — не столько формой, сколько уверенностью — личность «достаточно странную», чтобы совершать поступки, на какие меня не хватало. Но что это за поступки — я мог лишь догадываться, да и то отдаленно. На лицевой стороне конверта, посредине, у верхнего края, остался кусочек скотча. Я думал, что клейкая лента для прочности переходит на оборотную сторону, но нет, она была отрезана как раз по верхнему сгибу конверта. Вероятно, это письмо когда-то было скреплено с другим документом.

В конце концов я собрался с духом и прочел: «Милый Тони, думаю, будет справедливо, если ты получишь прилагаемое. Адриан всегда тепло отзывался о тебе, и ты, возможно, сочтешь, что получил любопытную, хотя и печальную весть из далекого прошлого. Кроме того, завещаю тебе немного денег. Ты, наверное, сочтешь это нелепостью, но я, по правде сказать, и сама не вполне понимаю, что мною движет. Как бы то ни было, я переживаю, что от нашей семьи тебе были одни неприятности (хотя это дело прошлое), и желаю тебе всего доброго — пусть даже из загробного мира. Твоя Сара Форд. P. S. Как ни странно, в последние месяцы жизни он, по-моему, был счастлив».

Душеприказчица запросила мои банковские реквизиты для перевода завещанной суммы. Она добавила, что высылает только первый из двух «документов», оставленных на мое имя. Второй документ находится в распоряжении дочери госпожи Форд. Очевидно, подумал я, от него и остался кусочек скотча. В настоящее время Элинор Мэрриотт добивалась изъятия этого второго документа. И в ответ на мой вопрос: завещание госпожи Форд было составлено пять лет назад.

Как говорила Маргарет, женщины бывают двух типов: прозрачные и загадочные. Это первое, что отмечает мужчина, и первое, что его привлекает или отталкивает. Одних мужчин влечет первый тип, других — второй. Маргарет — думаю, это само собой разумеется — не таила в себе никаких загадок, но временами завидовала тем, кого окружал природный — или напускной — ореол таинственности.

— Ты мне нравишься такой, как есть, — сказал я ей однажды.

— Но ты меня знаешь как облупленную, — сказала она в ответ. — Неужели тебе не хочется, чтобы во мне было хоть что-нибудь… непостижимое?

— Мне совершенно не нужны загадки. Думаю, они бы меня отвратили. Загадочная женщина — это либо фасад, игра, ловушка для мужчин, либо загадка для нее самой, и это хуже всего.

— Ну, Тони, ты у нас прямо светский лев.

— Ничего подобного, — возразил я, понимая, естественно, что она надо мной подтрунивает. — У меня женщин-то было — раз-два и обчелся.

— «Возможно, я не разбираюсь в женщинах, но я знаю, что мне нравится»?

— Я этого не говорил и даже не имел в виду. Но, думаю, как раз ограниченность моего опыта и позволила мне составить о них собственное мнение. И решить, какие черты мне нравятся. А в противном случае я бы запутался.

Маргарет сказала:

— Теперь вообще не понять: это для меня лестно или нет?

Разумеется, эта беседа состоялась до того, как наш брак дал трещину. Но он в любом случае был обречен, даже если бы Маргарет по природе своей оказалась более загадочной женщиной; это я вам — и ей — точно говорю.

Что-то от нее за долгие годы передалось и мне. К примеру, если бы я ее не знал, то, наверное, вступил бы в неспешную переписку с душеприказчицей. А так мне было невтерпеж дожидаться очередного конверта с целлофановым окошком. Поэтому я позвонил миссис Элинор Мэрриотт и задал ей вопрос относительно второго завещанного мне документа.

— В завещании оно значится как дневник.

— Дневник? Чей же, самой госпожи Форд?

— Нет. Одну минуту, я проверю. — Пауза. — Дневник Адриана Финна.

Адриан! Какими судьбами его дневник оказался у миссис Форд? Но не задавать же этот вопрос душеприказчице.

— Мы вместе учились, — только и выговорил я, а потом добавил: — Видимо, дневник был прикреплен к тому конверту, который вы мне переслали.

— Не берусь утверждать.

— Но вы сами его видели?

— Нет, не видела. — Она вела разговор не то чтобы свысока, а скорее с профессиональной осторожностью.

— А Вероника Форд как-то объяснила, почему его не отдает?

— Она сказала, что пока не готова с ним расстаться.

Это как раз понятно.

— Но ведь он принадлежит мне?

— Он, безусловно, завещан вам.

Хм. Какая, интересно знать, юридическая закавыка разделяла эти две формулировки?

— А не скажете ли, как она… его заполучила?

— Если я правильно понимаю, в последние годы мать и дочь проживали неподалеку друг от друга. Дочь утверждает, что для сохранности забрала кое-какое имущество к себе. Во избежание ограбления. Ювелирные изделия, деньги, документы.

— Разве это законно?

— Ну, прямого нарушения закона здесь нет. Обычная предусмотрительность.

Мы топтались на одном месте.

— Позвольте уточнить. Она была обязана передать вам этот документ, то есть дневник. Вы его запросили, но безуспешно.

— На данный момент дело обстоит именно так.

— Вы можете дать мне ее адрес?

— Только с ее официального согласия.

— Тогда будьте любезны, заручитесь ее официальным согласием.

Вы заметили, что в разговорах со служителями юстиции мы через некоторое время переходим на их язык?

Чем меньше времени остается нам из отпущенного срока, тем меньше у нас желания тратить его впустую. Логично, правда? Впрочем, как именно мы распорядимся сбереженными часами… да, это еще одна сфера, которую в молодости предугадать трудно. Я, например, подолгу занимаюсь уборкой, хотя нельзя сказать, что квартира у меня запущена. Но в этом состоит одна из маленьких радостей, которые приходят с возрастом. Я навожу порядок, без нужды ничего не выбрасываю, поддерживаю чистоту, делаю мелкий ремонт, чтобы квартира не упала в цене. У меня составлено завещание; отношения с дочкой, зятем, внуками и бывшей женой ровные, хотя и не безоблачные. По крайней мере, так я себе внушаю. Я достиг состояния бесконфликтности, даже безмятежности. Потому что живу в согласии со своей средой. Грязи не люблю и оставлять после себя грязь тоже не намерен. Если хотите знать, я завещал, чтобы меня кремировали.

Так вот, перезвонил я Элинор Мэрриотт и попросил у нее контактные данные другого отпрыска госпожи Форд — Джона, накоротке именуемого Джеком. Потом пригласил Маргарет сходить куда-нибудь пообедать. И еще назначил встречу со своим собственным адвокатом. Нет, это слишком громко сказано. Вот у Братца Джека наверняка есть «свой собственный адвокат». А у меня — местный нотариус, который составил для меня завещание; он арендует каморку над цветочным магазином, но дело свое знает. Мне он понравился еще и тем, что не пытался называть меня по имени и вообще не фамильярничал. Для меня он по-прежнему Т. Дж. Ганнелл, а как расшифровываются его инициалы — понятия не имею. Знаете, от какой мысли я содрогаюсь? Если меня, уже немощным стариком, заберут в больницу, то медсестры и санитарки, совершенно чужие люди, будут говорить мне «Энтони» или, еще того чище, «Тони». Ну-ка, Тони, укольчик. Доедай кашу, Тони. По-большому сходил, Тони? Понятно, что к тому времени бесцеремонность медперсонала будет, по-видимому, наименьшей из моих проблем, но все же.