— Да хоть доллары или евры, —
беззаботно ответил водитель. — Сколько не жалко, столько и дашь. Я ведь
вижу — человек хороший, так зачем торговаться? Хороший человек стесняется мало
заплатить бедному таксисту. Он сам платит больше, чем у меня совести хватает
просить.
— А вы хороший психолог, — засмеялся
я.
Водитель кивнул:
— Хороший? Да… наверное. Кандидатскую в
Москве защищал. Давно… — Он помолчал. — Но психологи сейчас не очень
нужны. Таксистом больше зарабатываю.
Он помолчал. Я тоже не нашелся, что ответить.
Но мы уже ехали по городу, и вскоре водитель принялся перечислять, куда мне
непременно надо сходить в Самарканде. Три медресе, составляющие архитектурный
ансамбль Регистан, мечеть Биби-Ханум… Все это, кстати, как раз у самого лучшего
самаркандского базара, Сиабского, слава которого, как теперь ясно водителю,
давно уже достигла Москвы. Базар тоже надо посетить, и даже в первую очередь.
Не побывать на нем просто грешно. Но я человек правильный и такой ошибки не
совершу…
Наверное, водитель был бы очень расстроен,
если бы увидел, как я миновал вход на базар. Нет, побывать я там, конечно же,
планировал. Работа — работой, но надо же и какие-то впечатления с собой увезти!
Но не сейчас.
Так что я выбрался из шумной толпы на подходе
к базару, миновал стайку японцев (и сюда добрались!), как положено, увешанных
крошечными фотоаппаратами и видеокамерами, — после чего двинулся в обход
Биби-Ханум. Мечеть действительно впечатляла. Керамическая облицовка огромного
купола отливала на солнце лазурью. Входной портал был так огромен, что, на мой
взгляд, превосходил Триумфальную арку в Париже, а отсутствие барельефов на
стенах вполне возмещал затейливый узор глазурованных синих кирпичей.
Но сейчас меня ждал совсем не
помпезно-туристический район.
В каждом городе есть улицы, которые построены
под несчастливой звездой. Они совсем не обязательно расположены на окраине.
Иногда рядом с угрюмыми фабричными корпусами, иногда вдоль железных дорог или
автомагистралей, порой у какого-нибудь парка или уцелевшего по недоразумению
городских властей оврага. Там неохотно селятся, но и уезжают оттуда редко —
будто скованные какой-то затянувшейся дремотой. И жизнь там идет по каким-то
совсем другим законам и совсем в другом темпе…
Я помню один район в Москве, где вдоль заросшего
деревьями оврага шла дорога с односторонним движением. Вроде бы самый обычный
спальный район — но словно скованный дремотой. Я оказался там зимним вечером на
ложном вызове — ведьма, делавшая приворот, имела лицензию. Машина уехала, меня
оставили составлять протокол об отсутствии взаимных претензий, потом я вышел из
дома и стал ловить машину — вызывать такси и ждать в квартире ведьмы не
хотелось. Несмотря на не слишком поздний час, уже совсем стемнело. Валил снег.
Людей на улице совсем не было, видимо, от метро все двигались другой дорогой.
Машины тоже куда-то подевались, а те, что все-таки проезжали мимо, — не
спешили останавливаться. А у самого оврага, огороженный низким заборчиком,
оказался маленький парк аттракционов: будочка билетера, две-три карусели,
детская железная дорога — кольцо из рельсов метров десять в диаметре. И вот в
полной тишине, под валящим с неба мягким снегом, на фоне черного, мертвого
провала ездил по кругу, позвякивая и мигая цветными огоньками, крошечный
паровозик с двумя вагончиками. В переднем сидел совершенно неподвижно
запорошенный снегом мальчик лет пяти, в большой шапке-ушанке и с крепко зажатой
в руке пластиковой лопаткой. Наверное, это был ребенок билетерши, которого не с
кем было оставить дома… Вроде бы и ничего особенного, но мне стало так
неприятно, что я вынудил остановиться водителя проезжавшего мимо грузовика и
смылся оттуда в центр города.
Вот примерно в таком районе, только с
поправкой на разницу городов, размещался офис Ночного Дозора. Карта мне не
требовалась, я и так чувствовал, куда мне идти. И пройти-то от базара, от
самого центра, мне надо было всего минут десять. Но я словно попал в другой
мир. Нет, не в яркую восточную сказку, а в что-то усредненное, что можно
встретить и в азиатских республиках бывшего Советского Союза, и в Турции, и в
южных странах Европы. Полу-Европа, полу-Азия, взявшая не самые лучшие черты от
обеих частей света. Много зелени, но этим все и исчерпывается — дома пыльные,
грязные, обветшалые, в два-три этажа. Будь они менее однообразны, могли бы хоть
порадовать взгляд туриста. Но тут и этого нет, все уныло и однотипно:
облупившиеся стены, мутные окна, распахнутые двери подъездов, развешенное во
дворах на веревках белье. Откуда-то из глубин памяти всплыло словечко
«каркасно-камышитовые домостроения». При всем своем унылом канцеляризме оно
лучше всего характеризовало эти здания, построенные «временно», но отстоявшие
уже не меньше полувека.
Офис Ночного Дозора занимал большой, но
одноэтажный дом — тоже ветхий, с небольшим палисадником вокруг. Мне подумалось,
что в таком здании уместно смотрелся бы маленький детский садик, полный
смуглых, черноволосых ребятишек.
Но здешние детки уже давно выросли. Я обошел
припаркованный у ограды «пежо», открыл калитку, миновал клумбы, на которых
боролись за жизнь высыхающие цветы, и с содроганием прочитал на двери старую
вывеску советско-бюрократического вида:
НОЧНОЙ ДОЗОР
отделение г. Самарканда
приемные часы:
20.00 — 8.00
Вначале мне показалось, что я сошел с ума.
Потом — что я смотрю сквозь Сумрак. Но нет, надпись была абсолютно реальной,
выполненной желтыми буквами на черном фоне, сверху прикрытой треснувшим
стеклом. Уголок стекла вывалился, и последняя буква в слове «дозор»
истрепалась, поблекла.
Рядом шел тот же текст на узбекском, из
которого я узнал, что «Ночной Дозор» в переводе звучит как «Тунги Назорат».
Толкнув дверь — не заперто, конечно же, —
я вошел сразу в большой зал. Как это принято на Востоке — никакой прихожей. Ну
правильно, к чему тут сени, в Самарканде холодов не бывает.
Обстановка была простой и чем-то напоминала
маленькое отделение милиции, чем-то — контору советских времен. У входа стояла
вешалка и несколько шкафов с бумагами. За канцелярским столом чаевничали три
молодых узбека и полная немолодая русская женщина. На столе кипел большой электрический
самовар, расписанный под хохлому. Нет, ну это же надо — самовар! Я его в России
последний раз видел на измайловском вернисаже вместе с матрешками,
шапками-ушанками и прочим товаром для иностранных туристов. Еще несколько
столов пустовали. Старенький компьютер с громоздким монитором натужно шумел на
дальнем столе — давно пора поменять вентилятор…
— Ассалом алейкум, — сказал я,
чувствуя себя полным идиотом, пытающимся выглядеть умным. Ну почему Гесер не
обучил меня узбекскому?