Печаль без конца - читать онлайн книгу. Автор: Присцилла Ройал cтр.№ 6

…Да, продолжала она шептаться с самою собой, я должна… обязана хранить верность Господу — это избранный мною путь, мое призвание, моя судьба, но… но что я могу поделать, если он так хорош, так привлекателен, этот человек, если его образ лег мне на душу и не отступает…

Он ведь должен вскоре вернуться, едва не произнесла она вслух. Его не было несколько месяцев, и это время было для меня и отдыхом, и мукой…

Когда она полюбила его? Наверное, с того самого дня, как этот красавец с темно-русыми волосами появился в монастыре. И тогда же начала она бороться со своим чувством. Но тщетно. Оно затихало только в те минуты, когда она лежала лицом вниз на холодном каменном полу монастырской часовни — что делала ежедневно по вечерам. Однако сразу же после истовой молитвы все возвращалось с новой силой, и ночи были наполнены греховными видениями, томительными грезами о том, какие телесные наслаждения может сулить ей эта страсть, буде она воплотится в жизнь… Но этого не произойдет!.. Не может произойти… Никогда… Она дала в этом клятву Господу.

Несколько месяцев подобных мучений совершенно измучили ее душу. И тело…

Не раз говорила она себе — не только себе, но обращаясь к темному небу за окошком своей кельи, — что все это можно разрешить простым способом: придумать благовидный предлог и попросить под этим предлогом главную настоятельницу в Анжу перевести брата Томаса в другой монастырь. Неужели ей откажут в такой просьбе?

Однако простым решение казалось только до того мгновения, когда она снова видела Томаса. Его лицо. Его темно-русые волосы. Его походку…

Сколько же времени, спрашивала она себя, сможет она одерживать победу над собой в этой неравной битве с плотскими вожделениями, столь свойственными человеку? Неразлучными с ним?

В последние дни к ее чувству вины перед Богом, перед собой примешалось беспокойство, что брат Мэтью вот-вот дознается о ее тайной страсти, чем причинит ей новые мучения…

К чему мне такая решимость? Такая одержимость? — стенала она в ночные часы, сжимая пальцами пылающую голову. Ведь море рушит камни, размывает скалы. Неужели не найдется силы, которая могла бы покорить и меня, подчинить, успокоить?

Обращаясь к кресту над своей постелью, она повторяла, пытаясь себя в чем-то убедить, а может и оправдать: если то, что со мной происходит, можно назвать женской слабостью и все упирается только в нее, неужели не могу я стать сильнее своего бессилия, подняться над ним и отринуть этого человека без колебаний?.. Нет, не могу, отвечала она себе. Значит, как ни печально, дело не в этом: не в моей слабости. А в чем же тогда? В моей силе?.. Мысли у нее уже начинали мешаться.

Порой в такие минуты она ненавидела собственное благоразумие. И все же…

Нельзя, втолковывала она себе, писать в Анжу о том, чтобы избавить их монастырь от брата Томаса, и по чисто деловым соображениям. Тут в ее поддержку, сама того не предполагая, выступала сестра Анна, ближайшая подруга и помощница Элинор. Анна, которая успешно занималась лечением больных, не скрывая ни от кого, что в этом ей оказывает самую действенную помощь брат Томас, наделенный даром целителя, кого признали уже и в ком души не чают многие страждущие. Как же можно удалять такого человека? Не говоря о том, что немалое число прихожан и монахинь оценили его и как достойного и внимательного исповедника.

Нет, отправить его отсюда только потому, что она взалкала разделить с ним греховное ложе и боится не выдержать искушения, вдвойне греховно и к тому же в высшей степени эгоистично.

Я должна гордиться, не в первый раз пришла она к выводу, что такой человек находится в моем монастыре. Господь благословил меня его присутствием… И одновременно проклял, добавляла она…

Но чем больше думала она о нем, о его скором возвращении в монастырь, тем быстрее бежала кровь по жилам, ее бросало в жар, она ощущала холод, радость и страх одновременно… А также злость — на себя — за отсутствие стойкости. Ужасно!..

Ударив кулаком по аналою, Элинор выскочила из кельи. Дверь за ней захлопнулась и еще долго дрожала.

Гита взирала на дверь с удивлением и легким беспокойством.

ГЛАВА 5

Брат Эндрю осторожно коснулся рукой мертвого тела, уложенного на круп лошади. Та вскинула морду и с надеждой взглянула на монаха: может быть, с нее снимут наконец этот непривычный и малоприятный груз? Однако ничего подобного не произошло — все осталось как было, а помощник коронера повел свою собственную лошадь в конюшню.

Брат Эндрю сокрушенно покачал плешивой головой и произнес, обращаясь к Ральфу:

— Вот так он закончил свои дни, этот крестоносец. Выжил в битвах против сарацин, чтобы умереть у себя на родине от руки соотечественника. Какие времена!

— Убийца, возможно, вовсе не подданный нашего доброго короля Генриха, — возразил коронер. — Кинжал, который я вытащил из груди умершего, не похож ни на один сделанный у нас в Англии. Вот такие дела, брат привратник.

Он ласково похлопал недовольную лошадь по шее, словно извиняясь перед ней за тягостный груз.

— Вы уверены? — переспросил брат Эндрю.

— Вы сами были солдатом, брат. Разве нет?

— И сохранил память о тех днях, коронер. — Брат Эндрю показал на свою хромую ногу.

— Значит, хорошо разбираетесь в чужеземном оружии?

— Где там, коронер. Моя война проходила на английской земле. Впрочем, покажите кинжал.

Ральф протянул ему оружие рукояткой вперед и сказал:

— В отличие от вас, брат, я воевал далеко от наших берегов, был наемником. Но никогда в жизни не видел такого ножика в руках у христианина.

Брат Эндрю осторожно повертел в руках кинжал с запекшейся кровью на лезвии, отстранил его от себя на длину вытянутой руки, потом поднес близко к глазам и наконец медленно проговорил:

— Припоминаю, однажды я видел похожие письмена. Их не так-то легко забыть, они красивые и необычные. У одного жителя в моем селении был кувшин, и на нем похожие знаки. Он говорил, что это трофей, доставшийся от деда, который воевал за океаном под знаменами короля Ричарда Львиное Сердце… — Брат Эндрю вернул кинжал Ральфу со словами: — Это арабские буквы, коронер, и, значит, оружие, по всей видимости, принадлежало сарацину.

Ральф, нахмурившись, вглядывался в кинжал.

— Этого я и опасался, — сказал он и, оглядевшись, продолжил, понизив голос: — Мне приходилось слышать разные истории о людях, которые называют себя ассасины. Про них говорили, что работа у них одна: убивать и убивать. И никакие стены, никакие рвы и сторожевые башни не могут помешать им. А за свою собственную жизнь они нисколько не боятся: готовы умереть в любую минуту… Я говорю об этом вам, брат Эндрю, — если вы, конечно, всего этого сами не знаете, — вовсе не для того, чтобы запугать всякими небылицами, которые люди так любят рассказывать. Вы, я знаю, не из пугливых и не станете без явной причины обмирать от страха. А рассказал я вам все это, брат, потому что история с убийством и с этим кинжалом обеспокоила меня. Я даже опасаюсь, что… — Он замолчал, укладывая кинжал обратно в седельную сумку, и потом спросил: — Вы не заметили сегодня никого постороннего, кто бы выглядел не совсем так, как мы все, живущие на английской земле? Не проходил ли, не дай Бог, такой человек через монастырские ворота?