Квинканкс. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Паллисер cтр.№ 36

Доктор знаком велел надзирателю отпереть дверь и, едва она приоткрылась, сделал вид, будто намерен обрушиться на закованного в цепи пленника, который отшатнулся в ужасе. Не раздумывая, я кинулся на нашего мучителя, боднув его в живот головой, поскольку руки у меня были связаны. Его спутник, однако, мигом оттащил меня в сторону и ударил по лицу с такой силой, что я, оглушенный, растянулся на полу, лишь кое-где немного прикрытом соломой.

— Поосторожней, Рукьярд, не оставляй на теле следов! — воскликнул доктор, брезгливо отряхивая одежду и бросив на меня взгляд, исполненный глубокой ненависти. — Меня предупреждали, что он буен. Придется применить успокоительное или отправить в карцер.

Рукьярд, раздумывая, усмехнулся.

— Посади его в нижний подвал, — распорядился доктор Алабастер и, повернувшись ко мне, с едкой улыбкой добавил: — А теперь должным образом попрощайтесь с отцом, как и положено почтительному любящему сыну.

Я не пошевельнулся, и Рукьярд с такой силой толкнул меня вперед, что узник вновь со страхом вжался в стену.

— Что за трогательная картина! — съязвил доктор Алабастер.

Он двинулся по коридору, но, оглянувшись, бросил мне:

— Покажите себя достойным сыном своего отца, мастер Клоудир, и постарайтесь не обмануть возлагаемые на вас семейные надежды.

Рукьярд грубо захохотал, и к нему присоединился тот самый верзила, который, как я сообразил, поджидал в коридоре. Они толкнули меня в сторону, противоположную той, куда удалился доктор.

Пройдя по коридору, мы поднялись по каменным ступеням — пока я взбирался, надзиратель пинал меня и ставил мне подножки, — а потом миновали другой коридор, опять спустились вниз по лестнице и очутились, по-видимому, в подвальной части здания. Здесь верзила отпер очередную дверь с решетчатой сеткой, и Рукьярд втолкнул меня внутрь с такой силой, что я опять распластался на полу. Приподнявшись, я огляделся вокруг: эта камера показалась мне во всем похожей на первую, разве что никто в ней не обитал; пол покрывала солома, высоко под потолком виднелось крошечное зарешеченное окошечко. Предметы обстановки отсутствовали: только в углу лежал узкий соломенный матрас, а возле кувшина с водой стояла деревянная плошка с остатками холодной каши.

Рукьярд освободил меня от смирительной рубашки и с грохотом захлопнул за собой дверь. Взглянув на еду и питье, я из опасения быть отравленным решил, несмотря на голод и жажду, ни к чему не прикасаться, какие бы последствия мне ни грозили.

Единственную свою надежду я возлагал на побег — и с этой мыслью исследовал темницу. До окошечка было никак не дотянуться, да и не протиснуться через железные прутья. Судя по слабому свету, проникавшему снаружи, я находился, как видно, ниже уровня земли, на безлюдной стороне дома. Через небольшую сетчатую решетку, которая увенчивала окованную железом дверь, я мог рассмотреть отрезки коридора по обе стороны от себя при слабом мерцании отдаленной газовой горелки. Уцепившись за опоры решетки, я подтянулся повыше — и смог тогда увидеть нижнюю часть окна в противоположной от меня стене. За окном виднелся край пустыря, лужайка с пожухлой травой, на которой валялась сломанная тачка, а чуть подальше — запущенный кустарник и обширный пруд, окаймленный топким болотом. Никаких путей к бегству эта картина мне не сулила.

Потянулись долгие часы: в подвале было точно так же холодно, а я по-прежнему оставался в одной ночной сорочке. (Соверен, запрятанный мной в кромке сорочки, впрочем, никуда не девался.) К полудню меня обуяли такие муки голода и жажды, что я едва не поддался внезапному искушению наброситься на застывший комок каши и мутную воду. Но это было бы равносильно отказу как от стремления призвать Клоудиров к ответу за все ими содеянное надо мной и моим семейством, так и от попытки распутать обступившие меня тайны.

Лежа на матрасе, я начал задремывать, как вдруг встрепенулся от шороха и вовремя успел заметить некий предмет, просунутый сквозь решетку: он упал на солому. Я ринулся к двери, но ограниченный угол зрения позволил мне лишь мельком увидеть фигуру, почти бесшумно удалявшуюся от меня по коридору.

Подобрав находку, я обнаружил, что это половина хлебного батона, завернутая в кусок муслина, насквозь промокшего. Вот еда и питье, в которых я так отчаянно нуждался! Однако тут же меня охватили подозрения. Возможно, это уловка — с целью приманить меня отравой, раз уж я отказался от предложенного угощения. Но, подумал я, что я теряю, опасаясь риска, если так и так погибать?

Я постарался растянуть пиршество, медленно пережевывая пропитанный влагой хлеб, потом закинул голову и выжал тряпку себе в рот. Ни один напиток — до того и позже — не казался мне таким сладостным, как эта вода, отдающая прелой грязной материей.

День, вероятно, клонился к вечеру: спустя час-другой стало темнеть — вернее, сумрак сгустился еще больше, и я, отыскав себе уголок посуше, попытался настроиться на сон.

Сквозь беспокойную дрему мне чудилось, будто кто-то меня зовет. Голос был мне незнаком — и, поскольку он звал: «Джон Клоудир, Джон Клоудир!», а признавать это имя своим я отказывался, я оставлял зов без внимания. Однако голос продолжал меня звать все более и более настойчиво, так что я наконец очнулся и лежал в стылой полутьме с бьющимся сердцем, не имея понятия, где нахожусь. Затем я осознал, что кто-то наяву называет меня ненавистным мне именем, повторяя его громким упорным шепотом, и в это мгновение мне сразу вспомнилось, где я и что со мной происходит.

Неизвестный обращался ко мне через дверь. Я поднялся с матраса и, осторожно к ней подкравшись, при тусклом свете из коридора различил сквозь решетку очертания чьего-то лица. Стоявший за дверью человек просунул мне в руки сверток: это снова оказался ломоть хлеба — упакованный, как и прежде.

— Вы — Джон Клоудир, верно? — спросил тихий голос. Ошеломленный, я ответил не сразу, и мой посетитель — судя по голосу, бывший уже в годах, повторил вопрос: — Вы приходитесь сыном Питеру Клоудиру?

— Да, я Джон Клоудир, — неуверенно и с неохотой признался я. — Но вы кто такой?

— Мое имя вам ничего не скажет. Меня зовут Фрэнсис Ноллот.

Посетитель отступил на шаг назад, и слабый отсвет газовой горелки из конца коридора упал ему на лицо. Это был невысокий, лысый человек старше шестидесяти с кроткой внешностью квакера, смотревший на меня с участием, и я его узнал: именно в нем, единственном покуда, кто встретился мне под этим кровом — в мужской спальной палате, через которую мы проходили, я распознал признаки ума и сострадания.

— Благодарю вас, — проговорил я, кусая хлеб.

Гость снова шагнул ближе и прошептал в прорези решетки:

— Они хотят вас отравить. Не берите ничего из их рук.

— Откуда вам это известно?

— Я назначен здесь смотрителем, и мне доверяют. — Заметив мое смятение, он поспешил добавить: — Да, я здешний обитатель, но в здравом рассудке — как и вы.