Она была назначена добычей, выбрана слепым
жребием. И не было у нее никакой судьбы, кроме как отдать свою жизнь для
продления чужой смерти. Вот только тот парень, что рухнул мне под ноги
пригоршней праха, сожженный печатью, он полюбил. Действительно полюбил… и не
высосал чужую жизнь, а превратил девушку в равную себе.
Мертвые умеют не только отрывать головы, но и
любить.
Беда лишь в том, что даже их любовь требует
крови.
Он вынужден был ее скрывать, ведь он превратил
девушку в вампира незаконно. Он должен был ее кормить — и тут годилась лишь
живая кровь, а не склянки, сданные наивными донорами.
И началось браконьерство на улицах Москвы, и
мы, хранители Света, доблестный Ночной Дозор, отдающие людей в жертву Темным,
встрепенулись.
Самое страшное в войне — понять врага. Понять
— значит простить. А мы не имеем на это права… с сотворения мира не имеем.
— И все-таки, у тебя был выбор, — сказал я. —
Был. Чужое предательство — не оправдание собственного.
Она тихонько засмеялась.
— Да, да… добрый слуга Света… Конечно. Ты
прав. И ты можешь тысячу раз повторить, что я мертва. Что душа моя сгорела,
растворилась в сумраке. Только объясни мне, подлой и злой, в чем между нами разница?
Объясни так… чтобы я поверила.
Вампирша склонила голову, посмотрела в лицо
Егору.
Сказала, доверительно, почти по-дружески:
— А вот ты… мальчик… ты меня понимаешь?
Ответь. Ответь честно, не обращай внимания… на когти. Я не обижусь.
Медведь скользнул вперед.
Еще чуть-чуть.
И я почувствовал, как напрягаются его мышцы,
как он готовится к прыжку.
А за спиной вампирши, беззвучно, плавно и в то
же время быстро — как он ухитряется так стремительно двигаться в человеческом
мире? — появился Семен.
— Малыш, проснись! — весело сказала упыриха. —
Ответь! Только честно! И если ты думаешь, что он прав, а я не права… если ты
действительно в это веришь… я отпущу тебя.
Я поймал взгляд Егора.
И понял, что он ответит.
— Ты тоже… права.
Пусто. Холодно. Нет сил на эмоции.
Пусть выходят, пусть пылают костром, что не
виден людям.
— Чего ты хочешь? — спросил я. — Существовать?
Хорошо… сдавайся. Будет суд, совместный суд Дозоров…
Вампирша посмотрела на меня. Покачала головой:
— Нет… Я не верю в ваш суд. Ни Ночному Дозору…
ни Дневному.
— Тогда зачем ты звала меня? — спросил я.
Семен двигался к вампирше, он был все ближе и ближе…
— Чтобы отомстить, — просто сказала вампирша.
— Ты убил моего друга. Я убью твоего… на твоих глазах. Потом… попробую… убить
тебя. Но даже если не выйдет… — она улыбнулась. — Тебе хватит осознания, что ты
не спас мальчика. Ведь верно? Дозорный? Вы подписываете лицензии, не глядя в
лица людей. Но стоит вам посмотреть… и выползает наружу мораль… вся ваша
фальшивая, дешевая, подлая мораль…
Семен прыгнул.
И одновременно с ним — Медведь.
Это было красиво, и это было быстрее любой
пули, любого заклятия, потому что, в конце концов, всегда остается лишь тело
наносящее удар, и умение, которое постигали двадцать, сорок, сто лет…
И все же я вырвал из-за спины пистолет, и
рванул спуск — зная, что пуля будет двигаться лениво и медленно, «рапидной»
съемкой из дешевого боевика, оставляя вампирше шанс увернуться и шанс убить…
Семен распластался в воздухе — будто налетев
на стеклянную стену, сполз по невидимой преграде, одновременно переходя в
сумрак.
Медведя отшвырнуло — он был куда массивнее.
Пуля, с грацией стрекозы ползущая к вампирше, полыхнула лепестком пламени и
исчезла.
Если бы не глаза упырихи — медленно
расширяющиеся, недоуменные, то я бы решил, что защитный колпак опустила она
сама.
Хоть это и является привилегией лишь высших
магов…
— Они под моей охраной… — раздалось из-за
спины.
Я обернулся — и встретил взгляд Завулона.
Удивительно, что вампирша не впала в панику.
Удивительно, что не убила Егора. Неудачная
атака и появление темного мага стали для нее куда большей неожиданностью, чем
для нас, потому что я ждал… ждал чего-то подобного, едва снял амулет.
Меня не удивляло, что он прибыл так быстро. У
темных — свои дороги. Вот только почему Завулон, наблюдатель от Темных,
предпочел эту маленькую разборку пребыванию в нашем штабе? Утратил интерес к
Светлане, и нависшему над ней вихрю? Понял что-то, до чего мы никак не можем
дойти?
Проклятая привычка просчитывать! Оперативники
ее лишены, по самой сути своей работы. Их стихия — немедленная реакция на
опасность, схватка, победа или поражение.
Илья уже достал магический жезл. Его
бледно-сиреневое свечение было слишком ярким для мага третьей ступени, и
слишком уж ровным, чтобы поверить в неожиданный всплеск сил. Скорее всего, жезл
заряжал сам шеф.
Значит, предполагал?
Значит, ждал появления кого-то, по силе
соизмеримого с ним?
Ни Тигренок, ни Медведь менять облик не стали.
Их магия не нуждалась в приспособлениях, и уж тем более — в человеческих телах.
Медведь по-прежнему смотрел на вампиршу,
начисто игнорируя Завулона, Тигренок встала рядом со мной. Семен, потирая
поясницу, медленно обходил вампиршу, демонстративно показываясь ей на глаза.
Темного мага он тоже предоставлял нам.
— Они? — прорычала Тигренок.
Я даже не сразу понял, что ее смутило.
— Они под моей охраной, — повторил Завулон. Он
кутался в бесформенное черное пальто, голову покрывал мятый берет из темного
меха.
Руки маг прятал в карманы, но я был почему-то
уверен — нет там ничего, ни амулетов, ни пистолетов.
— Кто ты? — закричала вампирша. — Кто ты?
— Твой защитник и покровитель, — смотрел
Завулон на меня, даже не на меня — немножко вскользь, мимо. — Твой хозяин.
Он что, с ума сошел? Вампирша ничего толком не
понимает в расстановке сил. Она на взводе. Она собралась умереть… прекратить
существование. Сейчас у нее появился шанс уцелеть — но такой тон…