Слезы Макиавелли - читать онлайн книгу. Автор: Рафаэль Кардетти cтр.№ 19

— Для него единственная поэзия — это звук ножа, когда тот скользит по берцовой кости, чтобы отделить ее от тела. Но еще хуже, когда Деограциас читает стихи наизусть.

Врач сделал вид, что обиделся, но тут же улыбнулся, довольный тем, что мальчишке удалось всех развеселить. Он воспользовался этим поворотом в разговоре, чтобы расспросить Терезу.

— Имя Рафаэлло дель Гарбо тебе о чем-то говорит? По словам Малатесты, он был завсегдатаем таверн. А поскольку твоя лучше всех в городе, я думаю, ты могла бы нам помочь.

Зардевшись от таких похвал, толстуха задумалась.

— Подожди-ка, ты сказал, дель Гарбо? Имя мне незнакомо, но ко мне каждый вечер заходит один художник. Довольно тщедушный парень, невысокий такой?

— По тому, что оставалось от тела, когда оно попало ко мне, я не могу судить о его телосложении, — вздохнул Корбинелли. — Во всяком случае, крупным его не назовешь.

— Если речь идет о нем, то я не видела его вот уже несколько дней.

— Когда он приходил в последний раз?

— Почти неделю тому назад, может, две… Во всяком случае, не больше. Я хорошо это помню, потому что в тот вечер он был болтливее, чем обычно. И казался возбужденным. Он вот-вот должен был закончить большой заказ, что-то из ряда вон выходящее.

— Ты знаешь, где он жил?

— На Виа деи Маэстри. Его мастерская в самом конце. Вы не ошибетесь.

— Отлично, вот и навестим его. Может быть, там мы найдем что-нибудь интересное.

— Предлагаю всем пойти спать, — заключила Аннализа. — Мы и так уже засиделись. Одному Богу известно, какие еще несчастья ждут нас завтра.

На следующее утро Гвиччардини сумел проснуться сам и в положенное время. Собрав остатки мужества, он шагнул в густой туман, который уже два месяца не желал покидать столицу Тосканы, и отправился к Макиавелли.

Аннализа противилась тому, чтобы еще не оправившийся от ран секретарь участвовал в обыске мастерской. Но ей пришлось уступить его нежеланию отказаться от приключения, которое обещало быть более захватывающим, чем утро, проведенное в постели. В отместку молодые люди запретили Аннализе идти с ними. А она отомстила им тем, что заставила укутаться по самый нос в толстые шерстяные плащи.

Десять минут спустя они уже были на Виа деи Маэстри, где по традиции жили художники. Большинство известных художников и скульпторов разъехались, и здесь ютились теперь лишь ремесленники рангом пониже.

Мастерская Рафаэлло дель Гарбо представляла собой тесную лачугу, расположенную в темном закоулке. Обветшалый фасад уже сам по себе свидетельствовал о скудных средствах хозяина. Во многих местах штукатурка осыпалась, так что дом напоминал прокаженного. На втором этаже не хватало одной ставни. Оставшаяся ставня повисла на одной петле, грозя обвалиться в любую минуту. Все в этой лачуге говорило о серой повседневности, не скрашенной честолюбивыми стремлениями и талантом. Макиавелли передернуло при виде столь наглядного свидетельства жалкого прозябания и неудовлетворенности.

Со стороны не было заметно, что в доме разыгралась трагедия. Без всяких опасений юноши направились прямо к входной двери. До нее оставалось несколько шагов, когда тонкий луч солнца сумел пробраться сквозь облака. Вдруг их внимание привлекло что-то, блеснувшее на солнце. Скрытый тенью солдат с копьем в руке охранял мастерскую.

Незаметно покачав головой, Макиавелли велел своему спутнику продолжать свой путь, не останавливаясь. Дойдя до конца переулка, они вошли в соседний проход и оказались в маленьком дворике, где лежали кучи дубленых шкур.

— Нам только не хватало, чтобы Малатеста выставил охрану у входа! — недовольно поморщился Гвиччардини.

— Он, наверное, надеется, что преступники вернутся на место преступления.

— Но мы же не можем торчать здесь и ничего не делать!

— Сзади должен быть черный вход. Попробуем до него добраться, переходя из двора во двор.

— Идет! — воскликнул Гвиччардини, спугнув при этом чету крыс, притаившихся под шкурами.

— Только чтобы на этот раз все было тихо, — предупредил Макиавелли, которого бесила несдержанность друга.

Через пять минут они обнаружили то, что искали. Царившее здесь запустение напоминало об обветшалом фасаде. Повсюду валялись отбросы: дель Гарбо искусно расположил здесь сгнившие овощи и испорченные фрукты. Казалось, не осталось ни пяди, свободной от этой гадости.

— Странно, но этот двор напоминает мне твой кабинет для занятий, Чиччо, хотя и не такой грязный…

— Очень смешно! Только, судя по запаху, этот двор служил кроме свалки еще и отхожим местом. А я в своей любимой комнате не испражняюсь.

— Да, пожалуй, только этого ты там и не делаешь!

— Твой сарказм не задевает меня, ибо душа моя чиста. И не забывай, что вера стала усладой моего существования!

— А твоя новоявленная набожность не мешает тебе незаконно проникать в мастерскую мертвеца?

— Нет, но она запрещает мне воровать славу, которая по праву принадлежит моим друзьям. Ты храбро сражался с врагами с дубиной в руках, и, значит, тебе по праву принадлежит честь первому ступить в эти нечистоты. Иди же, и я воспою твои подвиги во всех трактирах города!

Собрав остатки мужества, Макиавелли бросился вперед. Резкий запах мочи ударил ему в нос, едва он ступил на землю. Его затошнило, а в это время Гвиччардини восседал на заборе, бурно выражая свою радость:

— Вот если бы здесь была Аннализа, она бы сразу разобралась, кто из нас двоих самый утонченный!

— Заткнись, Чиччо!

— Не ревнуй, Никколо. Ты не можешь соперничать с моим мужским обаянием! А потом, что-то мне не нравятся твои новые духи. Может быть, слишком много мускуса…

Потеряв терпение, Макиавелли схватил приятеля за ногу и дернул на себя изо всех сил. Гвиччардини не успел даже вскрикнуть, как оказался посреди кучи гниющих отбросов.

Он поднялся весь перепачканный, вне себя от досады:

— Что ты наделал! Я меньше месяца назад отдавал эти штаны в стирку! Их можно было носить еще месяца полтора. Ну я и вляпался!

— Будешь знать, как распускать язык!

— Всегда одно и то же! Мне вечно затыкают рот, — заныл Гвиччардини.

Макиавелли не удостоил его ответом и осторожно двинулся вперед. Его сообщник кое-как плелся за ним, подпрыгивая всякий раз, когда какой-нибудь грызун, потревоженный во время пиршества, удирая, задевал его сапоги.

Дверь не была заперта. Слева трухлявая лестница вела на второй этаж. Перед ними была главная комната, где в страшном беспорядке валялись кисти и холсты. Пол и стены были покрыты широкими потеками краски, застывшими, словно потоки разноцветной лавы.

В таком беспорядке невозможно было определить, обыскивали ли комнату до них. Если даже и обыскивали, то такая задача могла обескуражить людей Малатесты.