Князь вампиров - читать онлайн книгу. Автор: Джинн Калогридис cтр.№ 5

А Бог не церемонится. Он убивает и грешников, и праведников. Ему нет дела до набожности своих жертв. Да и справедливость, видно, Его не заботит. Скольким супостатам Он позволял править моими исконными землями. Ценою тяжких многолетних усилий я вернул себе трон, но Бог почему-то не пожелал помочь мне удержаться на нем. И посему у нас с Господом разные дороги. Сколько бы я ни молился, Он не дарует мне желанного бессмертия.

Впрочем, довольно про Бога. Вернусь к Грегору. Наша с ним "тайная вечеря" проходила в молчании. Когда же он, наевшись досыта, откинулся на спинку стула, не то вздохнув, не то рыгнув, я нарушил тишину и сказал:

– Друг мой, тяжело у меня нынче на сердце, ибо знаю, что трон подо мной вновь шатается. Бояре перекинулись на сторону моих врагов.

Грегор изобразил искреннее недоумение и принялся было мне возражать, но я властно поднял руку, велев ему замолчать.

– Не думай, будто мне неизвестно об их замыслах. А сейчас, когда Стефан со своим войском ушел из Бухареста, мое положение стало еще неустойчивее.

На это ему было нечего возразить. Грегор знал, что я отослал жену и сыновей подальше от столицы, дабы не подвергать их жизни опасности. Внимательно глядя ему в глаза, я спросил:

– Грегор, не помолишься ли ты за меня? За сохранение жизни и успех своего господаря? Ты – человек благочестивый и набожный, а меня считают вероотступником и еретиком.

Я умолк, рассчитывая перехватить взгляд седого монаха, все еще готового, если понадобится, прислуживать нам (правда, он переместился поближе к огню, чтоб его старым костям было теплее). Но лицо старика (и то, что на нем написано) скрывал клобук. А может, монах был глухим и вообще ничего не услышал. Или, наоборот, услышал, но у него хватило ума не показывать своего недовольства – знает поди, что я скор на расправу.

– Давай, Грегор, помолись за меня Господу нашему и Пресвятой Деве.

Что оставалось этой змее? Он молча повиновался. Мы оба встали из-за стола, и я повел его в молельню. Дверь ее была приоткрыта, и, даже сидя за столом, я мог видеть все, что происходило внутри. Остановившись на пороге, я перекрестился по православному обычаю (конечно же, монах это заметил), а Грегору велел войти внутрь и встать на колени перед иконой Богоматери. Небольшой коврик, покрывавший деревянный пол, напомнил мне мусульманские коврики, и я едва не усмехнулся.

Кряхтя, Грегор опустился на колени. Было слышно, как хрустнули его суставы (что ж, наши годы берут свое).

– Молись за нас, – тихо произнес я и махнул стоящему возле очага стражнику, чтобы тот взял меч Грегора и приблизился ко мне.

Вот он, коленопреклоненный Иуда. Мне хорошо был виден его профиль – как же Грегор похож на меня! Он вполне мог быть моим братом и... братоубийцей. Я следил за его обветренным горбоносым лицом с острым подбородком и видел, как под черными обвислыми усами дрожат тонкие губы. Я наслаждался зрелищем ужаса, разгоравшегося в его больших темных глазах (он всегда завидовал изумрудной зелени моих). Стражник стоял рядом со мною, держа меч наготове. Я вернулся за стол. Мне не впервой было посылать людей в эту молельню, но Грегору суждено стать последним в этом ряду. Глотнув сладкой, обжигающей сливовицы, я вновь обратился к предателю:

– Молись, друг мой. Молись за мое долголетие... и за погибель тех, кто посмеет меня предать.

Грегор всхлипнул и молитвенно сложил руки. Не вставая с колен, он повернулся ко мне, смяв коврик.

– Мой повелитель! Клянусь, я не обманывал тебя!

Я в полной мере насладился его отчаянием, а затем с наигранным удивлением спросил:

– Разве я в чем-то тебя обвинил?

Его глаза стали еще шире, он заморгал и плотно стиснул дрожащие губы. Сумей он дать мне достойный ответ (и не будь я столь уверен в своем магическом чутье), я бы, возможно, пощадил его. Но я был убежден, что все увиденное мной в Круге – истина, и не сомневался в правильности своей ворожбы. Впрочем, тут и колдовства не надо: вина Грегора была сейчас написана у него на лице. Блеснув, по щеке моего "верноподданного" скатилась слезинка.

– Ого! – воскликнул я. – Никак молитва заставила тебя прослезиться?

– Повелитель, прошу тебя...

– Повернись лицом к иконе! – крикнул я, жестом велев стражнику повыразительнее взмахнуть мечом.

Меня не на шутку начало злить малодушие Грегора.

– Ты слышал, что я сказал? Лицом к иконе! Молись Богородице, чтобы даровала тебе милосердие, а мне – победу над Басарабом!

Грегор послушно сплел руки и вновь повернулся к лику Богородицы. Коврик, на котором он ерзал, сбился в сторону, обнажив борозду в деревянном полу. Но мой незадачливый обманщик этого даже не заметил. Поднеся сомкнутые руки к самому носу и закрыв глаза, он забормотал слова молитвы:

– Боже милостивый, Пресвятая Богородица, явите ваше безграничное милосердие. Даруйте моему господину долгую жизнь и победу над врагами и укрепите его веру в то, что я его не предавал...

– Да, – достаточно громко прошептал я, – быть может, Бог и явит тебе Свое милосердие. Но со мною Он никогда не был милосердным, так что нам с Богом говорить не о чем.

– Владыка живота моего! – вскричал Грегор.

Глаза его оставались закрытыми, а лицо по-прежнему было обращено к иконе, и потому я не знал, к кому он обращается – к Богу или ко мне.

– Мой повелитель, я неповинен ни в каких преступлениях против тебя! Ну что мне сделать, дабы ты уверовал в мою преданность тебе?

– Храбро погибнуть, – ответил я. – Ты все равно обречен, Грегор. Так что молись, и поскорее. Я не собираюсь, подобно своему отцу, бесславно умереть от рук наемного убийцы где-нибудь в лесу под Бухарестом.

Грегор запрокинул голову, раскрыл руки, будто в них находилась книга, потом прижал их к глазам и зарыдал. Я внимательно следил, как он поведет себя теперь, когда все его надежды рухнули. Грегор был в полном отчаянии, казалось, он вот-вот свалится на пол. Его всхлипывания становились все громче и истеричнее.

Всю свою жизнь я изучал смерть и, глядя ей в лицо, надеялся понять ее суть. Но я никогда не думал о своей смерти и не был готов смиренно принять собственную кончину. Сколько же человек я отправил на тот свет? Тысячу? Нет, намного больше. Я хорошо знаю лик смерти, я видел, как более сотни пленных турок медленно умирали на кольях в лесу. Я слышал их крики и стенания. Я ни с чем не спутаю звук, который издает живое еще тело, когда медленно сползает под собственной тяжестью вниз по колу. Этот звук напоминает тихий вздох.

Я вглядывался в глаза умирающих, надеясь выведать тайну перехода в небытие. Я хотел знать, что чувствовали эти люди, когда перед ними уже разверзлась бездонная пропасть.

Наблюдая все новых и новых избранников смерти, я понял: Бог отнюдь не справедлив и в самой смерти нет никакого потаенного смысла – только бесчестие и страдание. Я не хотел становиться одним из этих несчастных. Возможно, будь моя жизнь спокойной и счастливой, я бы по-иному относился к смерти. Но я слишком часто лишался всего, что принадлежало мне по праву. Меня свергли с трона и изгнали за пределы княжества, которым правили отец и дед. Вместо надлежащего воспитания и приобщения к государственным делам, я всю юность провел в плену у турецкого султана. Еще восемь лет полнокровной зрелой жизни прошли в плену у венгерского короля. Дважды меня свергали с трона (один раз – по "милости" родного брата!). Теперь мне приходится оставлять трон в третий раз, но я щедро отплачу всем и за все. Я умнее и проницательнее многих. Я более достоин править своим народом, нежели Мехмед, Матьяш или Раду с Басарабом.