— Завулон… я была самонадеянной дурой… —
прошептала я, глотая слезы. — Прости. Я подвела тебя…
— Сегодня ты полностью реабилитировалась.
Одним движением Завулон поднял меня с кресла.
Я привстала на цыпочки, иначе пришлось бы болтаться в его руках, и почему-то
вспомнила, как меня это поразило в первый раз — чудовищная сила его худощавого
тела. Даже когда он в человеческом обличье…
— Алиса, я тобой доволен, — он улыбнулся. — И
не переживай, что выложилась. У нас еще есть кое-какие резервы.
— Вроде права на жертвоприношение? — я
попыталась улыбнуться.
— Да, — Завулон кивнул. — Поедешь в отпуск,
сегодня же. Вернешься лучше чем была.
У меня предательски задрожали губы. Ну что
такое, реву как истеричка, тушь небось вся потекла, силы ни капельки не осталось…
— Хочу тебя, — прошептала я. — Завулон, мне
было так одиноко…
Он мягко отстранил мои руки.
— Потом, Аля. Когда ты вернешься. Иначе это
будет… — Завулон улыбнулся, — использованием служебного положения в личных
целях.
— Кто посмеет тебе такое сказать?
Завулон долго смотрел мне в глаза.
— Найдутся, Аля. Прошлый год был очень тяжелым
для Дозора, и многие не прочь увидеть меня униженным.
— Тогда не надо, — быстро сказала я. — Не надо
рисковать, восстановлюсь сама потихоньку…
— Надо. Не беспокойся, девочка моя.
Меня всю перевернуло от его голоса. От
спокойной, уверенной силы.
— Ну зачем ты так рискуешь ради меня? —
прошептала я. Не ожидая ответа, но Завулон все-таки ответил:
— Потому, что любовь — это тоже сила. Большая
сила, и ей не стоит пренебрегать.
Глава 3
Странная вещь — жизнь.
Еще сутки назад я выходила из своей квартиры:
молодая, здоровая, полная силы — и при этом несчастная ведьма.
А полдня назад я стояла в офисе Дозора:
изуродованная, лишенная надежды и веры в будущее…
Как все изменилось!
— Хочешь еще вина, Алиса? — Павел, мой
провожатый, заискивающи заглянул в глаза.
— Немножко, — не отрываясь от иллюминатора
сказала я. Самолет уже начал снижение на посадку в аэропорту Симферополя.
Старенькая «Тушка» поскрипывала, медленно заваливаясь на крыло, и лица
пассажиров были скорбно-напряженными. Только мы с Павлом сидели совершенно
спокойно — безопасность полета проверил лично Завулон.
Павел подал мне хрустальный бокал. Разумеется,
бокал был не из реквизита стюардесс, как и наполнявший его южноафриканский
сотерн. Похоже, к своей миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно.
Он летел отдыхать на юг к кому-то из своих знакомых, но в последнюю минуту его
сняли с рейса на Херсон и поручили сопровождать меня до Симферополя. Слухи о
том, что мои отношения с Завулоном вернулись в прежнее русло, явно успели до
него дойти.
— Давай за шефа, Алиса? — спросил Павел. Он
так старательно заискивал, что это даже становилось неприятно.
— Давай, — согласилась я. Мы чокнулись,
выпили. Прошла мимо стюардесса, проверяя в последний раз застегнуты ли ремни,
но на нас даже не посмотрела. Заклятие незначительности, наложенное Павлом,
все-таки работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня…
— Все-таки нельзя не признать, — отпив вина
сообщил Павел, — что отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!
Я кивнула.
— А Светлые… — он вложил в слово столько
презрения, сколько было в его силах, — куда большие индивидуалисты, чем мы!
— Не передергивай, — сказала я. — Вот это,
все-таки, неправда.
— Да брось, Алиса! — от вина он сделался
словоохотливым. — Помнишь, как год назад в оцеплении стояли? Перед ураганом?
Пожалуй, только по этому оцеплению я его и
помнила. Оборотни выполняют черновую работу, и пересекаемся мы редко. Либо на
силовых акциях, либо в тех редких случаях, когда созывают весь персонал Дозора.
— Помню.
— Ну вот, этот… Городецкий. Светоч, блин!
— Он очень сильный маг, — вновь возразила я. —
Очень.
— Ну да! Силы нахапался, выжал из людишек
последнее, и что? Куда он ее употребил?
— На собственную реморализацию.
Я прикрыла глаза, вспоминая, как это
выглядело.
Фонтан света, бьющий в небо. Потоки энергии,
собранные Антоном у людей. Он поставил все на карту, рискнув прибегнуть к
заемной силе, на краткий миг обрел силы, соизмеримые, а то и превосходящие
возможности Завулона и Гесера.
И обрушил всю силу на себя.
Реморализация. Поиск этически оптимального
выхода. Самая страшная проблема Светлых — не причинить вреда, не сделать
поступка, который повлечет за собой зло для людишек.
— Он же теперь суперэгоист! — со вкусом сказал
Павел. — Мог он свою подругу защитить? Мог. Мог с нами схватиться? Еще как! А
он что сделал? Взял себе все собранное! Даже ураган остановить не захотел… а
ведь мог, мог!
— Кто знает, к чему бы привел любой иной
поступок? — спросила я.
— Да ведь он поступил, как любой из нас! Как
самый настоящий Темный!
— Тогда он был бы в Дневном Дозоре.
— Будет, — уверенно сказала Павел. — Куда
денется. Жалко ему стало силы, вот он ее и употребил для себя. Потом
оправдывался — мол, все для того, чтобы правильное решение принять… А какое
было решение? Не вмешиваться! Всего лишь — не вмешиваться! Это наш подход,
темный.
— Не буду спорить, Павлуша, — сказала я.
Лайнер вздрогнул, выпуская шасси. Кто-то в
салоне тихо ойкнул.
На первый взгляд оборотень был прав. Вот
только помню я лицо Завулона в следующие дни после урагана. Нехороший у него
был взгляд, уж я-то научилась разбираться. Словно он понял, что его провели, но
понял это слишком поздно.
Павел все продолжал рассуждать о тонкостях
борьбы Дозоров, о разнице в подходах, о долгосрочном планировании операций.
Стратег… ему в штабе сидеть, а не по улицам шастать…
Я вдруг поняла, как он успел меня утомить за
три часа полета. А ведь на первый взгляд производил приятное впечатление…