Невероятные приключения Шарлотты Бронте - читать онлайн книгу. Автор: Лора Джо Роулэнд cтр.№ 48

— Я буду помнить об этом. Но если я его не найду, будет хуже, чем если все же найду.

Доктор Форбз внимательно посмотрел на меня, стараясь расшифровать смысл моей загадочной фразы, потом неохотно сказал: «Ну что ж», положил вилку, смял салфетку и продолжил:

— В ноябре прошлого года я встретился с коллегой по Королевскому научному обществу. Его фамилия Меткаф, он врач. Так вот он рассказал мне, что предыдущим летом, будучи членом комиссии по обследованию санитарных условий в лондонских трущобах и обходя тамошние дома, он как-то постучал в дверь старого обветшалого строения, и человеком, открывшим ему дверь, был Найал Кавана. Его вид шокировал доктора Меткафа: Кавана был одет в грязные отрепья и выглядел так, словно не спал несколько недель, а разило от него так, словно он беспробудно пил. Доктор Меткаф пытался поговорить с ним, предложить помощь, но Кавана закричал, чтобы он убирался, и захлопнул дверь у него перед носом. Это последнее, что я слышал о Найале Кавана.

Информация, конечно, была годичной давности, но она представляла собой единственный ключ к поискам Кавана.

— Доктор Меткаф не сказал, где именно располагался тот дом? — спросила я.

— Точно — нет, — ответил доктор Форбз, — но он упомянул, что это был белый террасный дом где-то между Флауэр и Дин-стрит. В Уайтчепеле.

* * *

Итак, встреча с доктором Форбзом вернула меня туда, откуда начались мои беды. Мне предстояло вступить на знакомую территорию. Найала Кавана видели в Уайтчепеле, в том самом пригороде Лондона, где я стала свидетельницей убийства Катерины. Именно в Уайтчепел я должна была отправиться снова.

Распрощавшись с доктором Форбзом, я присоединилась к Эллен и мистеру Николсу. Когда в промозглом холодном воздухе мы шли к себе в гостиницу, Эллен спросила:

— О чем вы разговаривали с доктором Форбзом?

— Об одном общем знакомом, — ответила я.

— Ты узнала то, за чем приезжала сюда?

— Более или менее.

Эллен замолчала. Я чувствовала неловкость, понимая, что мои уклончивые ответы обижают ее.

— Что мы будем делать теперь? — поинтересовался мистер Николс.

— Нам нужно хорошенько отдохнуть этой ночью. — Я действительно чувствовала себя совершенно разбитой.

— Меня это устраивает. — Мистер Николс зевнул; после долгого дня и сытного ужина взгляд у него был затуманенным. — А что завтра? Вернемся в Гаворт?

— В Гаворт?! Да мы же только-только приехали сюда! — свое недовольство мной Эллен обратила против мистера Николса. — Как вы можете даже думать о возвращении?

Надо отдать должное мистеру Николсу, он не поддался на провокацию:

— Если мисс Бронте решит вернуться, мы вернемся. Если нет — значит, останемся.

— Мы задержимся еще на день, — сказала я. — Завтра наймем лодку и покатаемся по озеру.

— Вот это разумно, — одобрил мистер Николс.

— Да, вполне. — Эллен тоже явно обрадовалась. Позднее ночью, когда Эллен спала крепким сном в номере, который мы с нею делили, я зажгла свечу и написала две записки. Одну — папе:

«Прости меня за то, что нарушаю обещание. Я не могу позволить Эллен и мистеру Николсу сопровождать меня, чтобы не подвергать их страшной опасности. Пожалуйста, не вини их. Что бы ни случилось со мной, это будет только моя вина. Все объясню позже».

Только бы выжить, чтобы можно было объяснить ему все. Ведь я собиралась вернуться туда, где какой-то дьявол убивал и уродовал женщин, в город, где меня разыскивали по обвинению в убийстве. Увижу ли я еще когда-нибудь папу?

Вторая записка предназначалась Эллен и мистеру Николсу:

«Простите, что покидаю вас. Делаю это ради вашего блага. Там, куда я направляюсь теперь, я должна быть одна».

Я оставила обе записки на столе, чтобы Эллен утром нашла их, затем быстро собрала вещи и тихо вышла.

Февраль 1851 года. Та зима в Москве была самой долгой и холодной из всех, что Слейд пережил в России. Днем он обчищал карманы прохожих и опустошал церковные ящики для пожертвований, а к ночи отправлялся на Хитровку — прибежище разбойников, пьяниц, бродяг, несостоявшихся актеров и беглецов, скрывающихся от закона.

Над Хитровым рынком постоянно висела мглистая пелена. Уличные торговцы предлагали колбасу и селедку, разложенные на прилавках, врытых прямо в снег; беззубые женщины грели горшочки с супом у себя под юбками. Грязный, небритый и измученный, Слейд ничем не отличался от местного народца. Он прятался в хитровских ночлежках — приземистых домах с темными закопченными комнатами, провонявшими грязной мокрой обувью, мочой и дешевым табаком. Мужчины, похожие на покойников в лохмотьях, спали здесь на дощатых нарах и под ними, от тесноты вынужденные прижиматься друг к другу. Все кишело вшами, блохами, клопами и крысами. Свет гасили рано. Слейд никогда не ночевал дважды в одном и том же месте, потому что полиция устраивала облавы в поисках беглецов. Он подхватил тяжелую простуду, сопровождавшуюся душераздирающим кашлем, и, тем не менее, был благодарен бушевавшим в Москве метелям: в такую погоду полицейские не любили выходить на улицу, и спустя несколько недель охота за ним была прекращена. К тому времени Слейд накопил достаточно денег для дальнего путешествия.

Однажды серым морозным утром он остановил сани на Яузском бульваре и спросил извозчика, отвезет ли тот его в Сергиев Посад — городок милях в сорока к северо-востоку от Москвы. Там у Слейда жил друг, который мог тайно вывезти его из России.

Извозчик, коренастый красноносый мужик с льдинками в лохматой бороде, окинул Слейда подозрительным взглядом и усмехнулся:

— Я не вожу нищих за просто так.

— Я заплачу, — успокоил его Слейд. — Я дам тебе пятьдесят рублей сейчас и еще пятьдесят, когда приедем в Сергиев Посад.

Подозрительность во взгляде извозчика сменилась алчным блеском.

— Тебя наверняка полиция ищет, — догадался он. — Двести — тогда повезу. — Он протянул руку, и Слейд вложил в нее сто рублей. — Но сейчас ехать нельзя. В темноте будет безопасней.

У Слейда не было выбора.

— Где встречаемся?

— За базарными рядами. В одиннадцать.

* * *

Ночь была тиха и недвижна, город стоял парализованный, словно на него внезапно опустился ледниковый период. Дым из тысяч дымоходов поднимался к небу вертикальными столбами. Слейд избегал больших улиц, где горели фонари, поэтому брел по заваленным сугробами переулкам, но укутавший весь город снег отражал свет от полной луны и мириад горевших на небе звезд, отчего делалось светло. Посреди этого студеного пейзажа Слейд чувствовал себя бросающимся в глаза и уязвимым. Дважды ему слышались шаги за спиной. Он останавливался, прислушивался, оглядывался, но никого не заметил. Больной и измученный, отчаянно мечтающий выбраться из Москвы, он недооценил собственную интуицию.