– Прошу прощения, ваше превосходительство, но командир «Пересвета» либо убит, либо тяжело ранен – телеграмма подписана лейтенантом Соймоновым.
Вот это да! Вирена было трудно удивить, но известие о выходе Эссена из строя повергло адмирала в полный ступор: понятно, что война есть война, но рассудок просто отказывался воспринимать тот факт, что Николай Оттович во время сражения может быть где-то, кроме мостика или боевой рубки корабля, которым командует.
До жути хотелось узнать, что случилось с лихим каперангом, убит он или ранен… Но адмирал прекрасно понимал, что не может себе позволить удовлетворить свое любопытство во время боя – не та эта информация, которой сейчас можно засорять эфир. Нет! Сейчас не до этого!
– Отправляйте депешу! И запросите о состоянии судов, – отпустил командующий лейтенанта Линдена.
Ответ пришел достаточно быстро и обнадеживал: все корабли на плаву, серьезных повреждений не имеют, идут на соединение. Особо порадовала весть об уничтоженных трех крейсерах японцев. В том числе «Якумо».
Тревожила недостаточная скорость «Пересвета» в тринадцать узлов и недостаток тяжелых снарядов на нем и на «Баяне». Однако порадовала догадливость Соймонова, который сообразил сообщить, что Эссен именно ранен. Вирен вздохнул с облегчением и помянул про себя добрым словом молодого лейтенанта, у которого был посаженым отцом на свадьбе.
Нельзя сказать, что Роберт Николаевич считал командира «Пересвета» своим другом, но относился к нему с огромным уважением за храбрость, решительность и острый ум.
Но не до сантиментов – идет бой.
– Что с «Орла»?
– Никакой информации, ваше превосходительство, – немедленно отозвался командир «Жемчуга». – Горит. Мачты сбиты. Связи нет ни по беспроволочному телеграфу, ни флажной. Что делать будем?
– Возьмите курс к нему. И приготовьтесь принимать людей – не довести броненосец до Владивостока. Какими средствами располагает крейсер?
– Целы катер и две шлюпки, – немедленно понял Левицкий, что имеет в виду адмирал.
– Добро. Готовьте. Броненосцы с «Сикисимой» и сами справятся. А орловцев нужно принять на борт. Негоже оставлять их на погибель или плен. Отсигнальте «Орлу», чтобы экипаж приготовился оставить броненосец.
– Но ведь миноносцы…
– Выполняйте, Пал Палыч, – устало отозвался Вирен. – Дымы еще не близко, а Энквист с крейсерами вот-вот подойдет. Сразу его и отправим отгонять японских «шакалов». Еще вопросы будут?
– Никак нет, ваше превосходительство! – строго по уставу отозвался кавторанг.
– Вот и ладненько. Идем к «Орлу».
«Жемчуг» направился к горящему и уже заметно кренящемуся русскому броненосцу, а остальной кильватер главных сил продолжал методично избивать «Сикисиму», который явно доживал последние минуты.
На флагмане адмирала Того уже рухнуло все, что ранее стояло вертикально: мачты, трубы, вентиляторы. Уже горело все. Уточнять не требуется: «все», оно и есть «все».
Броненосец зарылся в море по самые клюзы и продолжал оседать носом.
Русский кильватер отсек от тонущего корабля три броненосных крейсера японцев и удерживал их на почтительном расстоянии, не давая приблизиться и помочь гибнущему «Сикисиме». В этом не было никакого садизма – просто необходимо доводить дело до конца. До решительного результата: раз уж представилась такая возможность, то последний современный броненосец противника необходимо уничтожить.
– Лихо им там приходится, – говорили комендоры на русских кораблях. – Однако добить надо! Потопим эту «Симу», и войне конец. Давай, подавай быстрее!
Объятый пожарами флагман командующего флотом Страны восходящего солнца стал заваливаться на левый борт и уже черпал волны своими казематами. Казалось, было слышно даже на кораблях русской линии, как шипит, погружаясь в воду, раскаленная броня.
Обгорелое тело командующего Соединенным Флотом вместе с броненосцем уходило в пучину Японского моря.
«Труп врага всегда хорошо пахнет», – говорят на Востоке. Доля истины в этом есть, и на кораблях под Андреевским флагом дружно орали: «Ура!», видя, как идет на дно морское самый грозный из их противников.
Крейсера Симамуры не рискнули испытывать судьбу дальше и, разорвав дистанцию, отошли. Причем было совершенно очевидно, что продолжать сражение они не рискнут. Да это и риском нельзя назвать – натуральное самоубийство: три изрядно побитых броненосных крейсера против пяти броненосцев и «Нахимова»…
Но в сорока кабельтовых происходили события весьма печальные и для русского флота…
– Ближе не подойти, вашбродь, – виновато обратился младший боцман Востряков к командующему катером, мичману Ратькову. – Сами ведь чуете, как жарит!
– Да чую, чую! – раздраженно ответил офицер. – Вижу, что они там сами все заранее за борт сиганули, видя наше приближение…
А катер действительно просто наткнулся на стену нестерпимого жара, которым «дышал» погибающий «Орел», очень хотелось даже слегка отвернуть назад, чтобы не находиться в этом аду. И было совершенно понятно, что на борту живых уже быть не может – неспособна выдержать человеческая плоть такую температуру.
Катер сделал к борту «Жемчуга» пять подходов (еще два – весельная шлюпка). Всего спасли около полутора сотен орловцев…
– Где хоть один офицер? – недоумевал Ратьков.
– Так что, ваше благородие, ни одного найти еще с полчаса до вашего прихода не могли. Боцман Павликов броненосцем командовал, – отозвался один из матросов. – По всем батареям офицеров искали – все переубиты.
– А в машинном?
– Там, над бронепалубой – вообще геенна огненная: ни спуститься, ни подняться, – отозвался еще один. – Из низов здесь вроде совсем никого.
– Ладно, братцы, – мичман никак не ожидал такого ответа, – отдохните пока. И… Спасибо вам!
– Рады стараться! – совсем небодро и вразнобой выдохнули в ответ те, кого только что выдернули из пучины.
– Живых там больше нет, – Вирен хоть и не был уверен в своих словах, но оставлять «Орла» на плаву и уходить было нельзя: кто его знает, выгорит корпус, подойдут японские миноносцы, поднимутся на борт… Еще не хватало, чтобы увели на буксире в Японию, тогда позора не оберешься.
– Топить? – деловито осведомился Левицкий.
– Разумеется. Подходите на три кабельтовых и отдайте приказ своим минерам приготовить оба аппарата левого борта…
– Смотрите! – протянул руку в сторону «Орла» штурман, хотя это было совершенно излишне – и так все не отрывали взглядов от броненосца.
Над умирающим кораблем поднялся столб пламени, причем произошло это с левого, невидимого сейчас с «Жемчуга» борта. Сразу обозначился заметный крен и бывший флагман эскадры стал заметно валиться на тот самый левый борт.
– Неужели уже японские миноносцы? – недоумевали на мостике крейсера.