— Он в зале на тренировке, — ответил молодой голос.
— Дело у меня к нему спешное, позовите.
— Попробую.
Минут через пять в трубке раздался голос:
— Ельцов слушает.
— Здорово, Боксер. Не признал?
— Золотой.
— В масть. Жди меня, я сейчас приеду, дело у меня к тебе.
— Жду.
Золотой вышел, взял левака.
Пока машина пробиралась через забитый народом Столешников, он глядел на торопящихся куда-то людей и думал, что каждый из них — кладбище, в котором похоронены несбывшиеся надежды.
Ельцова он нашел в зале, тот показывал совсем молодому пацаненку, как надо работать на груше. Увидев Золотого, он вытер руки полотенцем и поспешил ему навстречу.
— Молодец, Боксер, — одобрительно сказал Золотой, — пацанов учишь, как за себя постоять, это по жизни очень пригодится.
— Учу понемногу. Пошли ко мне в комнату.
— Да незачем, отойдем в уголок.
Они отошли. Золотой достал бумажку.
— Петро просил, я сделал.
— Спасибо.
— Благодарить будешь, когда с этой волчары получишь за всю масть. Помни, он человек не простой.
— Да и я не подарок.
— Это точно. Но если нужна волына, могу достать.
— Спасибо, я управлюсь.
— Ну смотри, — Золотой протянул руку, — фарту тебе, брат. Петро твою ксивенку и грев получил. Благодарит. Параша по зонам прошла, что Леня бровастый плох, значит, можно амнистию ждать, когда он деревянный бушлат наденет. Тогда и Петро увидим. Ну, бывай, бродяга.
Золотой повернулся и пошел к выходу. Он честно выполнил просьбу своего кента. Теперь дело за Боксером. Сможет — получит, не сможет — значит, так карта легла.
Ельцов переоделся, сел в машину и поехал на Сретенку, к дому, под крышей которого росло дерево.
* * *
Алена уехала на Рижское взморье договариваться насчет дома и должна была вернуться через день. А ночью у Ястреба прихватило сердце, он с трудом набрал номер, который ему оставили врачи, и они приехали минут через двадцать.
До утра он пролежал под капельницей.
— Завтра, как приедет жена, — сказал врач, — в больницу
— Надолго? — опасливо спросил Ястреб.
— Недели на две.
— Долго-то как. — Ястреб прикинул, что дело с Филином затягивается.
— А жить хотите?
— Да не знаю.
— Тогда зачем нас вызывали? — Знакомый врач насмешливо посмотрел на него.
— От страха.
— Значит, хотите. Курить минимально и лежать. Если что, звоните, — посоветовал врач, пряча в карман стольник.
Ястреб заснул под утро и проспал до обеда. Встал, пошел на кухню, съел кусок колбасы, выпил стакан сока и опять лег. Телевизор смотреть не хотелось. Надоели ему рассказы о скором коммунизме. Он лежал, заложив руки за голову, и думал о том, как быстро кончилась жизнь. Он не надрывал организм наркотиками, конечно, никогда не синюшничал, курил, правда, много, а вот напугали — сигарету в руки взять неохота.
Пойти, что ли, в церковь? Но врач запретил уходить надолго из дома.
В прошлый раз он купил в храме маленькую картонную иконку и поставил ее под стекло в горку.
Ястреб встал, пошел в другую комнату, взял икону и вернулся в спальню. Лег, устроив икону напротив, и начал внимательно смотреть на нее. Лик Божьей Матери был спокоен и добр, она смотрела на Ястреба нарисованными глазами, и ему казалось, что взгляд ее был осуждающим.
Он мысленно начал упрашивать ее простить ему все, что он сделал плохого.
Божья Матерь глядела на него, она, конечно, слышала его исповедь, и Ястребу казалось, что глаза ее постепенно теплели.
Он и не заметил, как начал каяться вслух, вспоминая все, что было, даже самые мелкие пакости, сотворенные им.
Глаза Божьей Матери становились все ласковее, и он заснул.
* * *
— Это не замки, а фуфель, — сказал Махаон.
Он достал из кармана связку отмычек. Ковырнул в замке, и дверь открылась.
Ельцов шагнул через порог, почувствовал запах лекарств.
В комнатах было тихо.
— Нет его, — прошептал Ельцов.
— Ты прислушайся, — одними губами произнес Махаон.
Действительно, кто-то тяжело дышал в комнате рядом.
Они вошли и включили свет.
На постели лежал Ястреб. Лицо его было мокрым от пота, и дышал он тяжело и прерывисто. Его разбудил яркий свет, и когда он открыл глаза, то увидел двоих в кожаных куртках, стоящих у кровати.
Он подумал, что это сон, и опять закрыл глаза.
— Ты просыпайся, Ястреб, — услышал он до боли знакомый голос.
Беспорядочно и быстро заколотилось сердце. Ястреб сел на постели и спросил хрипло:
— Вы кто?
— Твоя смерть, — коротко ответил бородатый, и в его руке выщелкнулся нож-выкидуха.
— Ты что… Ты что…
А сердце падало куда-то, и вместе с ним срывался в темную пропасть и он.
А двое стояли рядом. Два Ангела смерти.
— Вы кто? — теряя голос, просипел Ястреб.
Он не чувствовал своего сердца, и все происходящее стало ему безразличным. Один из вошедших снял темные очки и сказал знакомым голосом:
— Приглядись ко мне, Ястреб, внимательно смотри, вдруг узнаешь.
Он смотрел на этого человека, находил какие-то знакомые черты, но не мог их сложить в единый портрет.
— Значит, не узнаешь. Ну что ж, я тебе напомню. Ты почему, сука, долю моей сеструхе не отдал, когда твои волки позорные нас с Жориком к последней зоне везли?
И сложился портрет. Исказили борода и усы, и знакомое лицо с холодным прищуром светлых глаз смотрело на него.
— Махаон… Ты… Ты…
— Правильно понимаешь, я с того света к тебе пришел за всю масть получить.
— Махаон… Махаон, — повторял, раскачиваясь, Ястреб.
Страха не было, только полное безразличие ко всему овладело им.
— А его ты узнал? — кивнул на второго Махаон.
— Его… Его… Узнал.
— Вот и славно. Это же твои дружки упекли его на зону.
— Это не я, — тихо сказал Ястреб, — не я. Это Шорин
Внутри него словно сломалось что-то. Чувство сопротивления ушло вместе с бешеным стуком сердца. Но даже это не пугало его.
— Вы пришли меня замочить?
— Если не сделаешь того, что мы хотим.