— Стоп!
Юра вспрыгнул на ринг, поднял Алика.
— Ты как, дружище?
— Ничего, Юрий Петрович, только перед глазами все плывет.
— Давай к врачу.
— Не надо, я уже пришел в себя.
— Нет, дружок, надо. Это первый нокдаун в твоей жизни. Он может стать последним.
— Почему так случилось, Юрий Петрович?
— Ты увлекся атакой и забыл о защите, малыш. Марш в медпункт.
Он подошел к Коле, снял шлем, вынул капу, начал расшнуровывать перчатки.
— Отличный удар. Превосходный. Но такой фокус проходит только с неопытным бойцом. При твоем ударе необходимо не просто передвигаться. Нужно порхать по рингу, тогда ты станешь особенно опасным для противника. Иди в душ.
Ельцов спустился в зал.
— Браво, — сказал кто-то за его спиной.
Юра оглянулся и увидел Сергея Сергеевича.
— Браво, — повторил тот, — из этого мальчика может получиться новый Николай Королев, вы помните его?
— Конечно, Сергей Сергеевич.
— Здравствуйте, Юрий Петрович. Вот я и увидел своими глазами то, о чем так много судачат в Москве.
— Что именно?
— Опальную звезду журналистики, ушедшую в тренеры.
— Ну и как вам показалось?
— Нормально. Настоящий мужчина всегда сильнее обстоятельств. Вы многого добьетесь и на тренерской работе.
Ельцов посмотрел на этого респектабельного благодушного человека, эдакого доброго наставника молодежи, и еще раз подивился хитросплетению жизненных обстоятельств.
— Знаете, чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что успехи приходят за счет неудач других.
— А вам до них какое дело? — удивился Сергей Сергеевич.
— В принципе, никакого.
— Так в чем же дело? — Гость достал золотой портсигар, раскрыл его, но вспомнив, где находится, захлопнул.
— Перерыв, ребята! — крикнул Ельцов. — Пойдемте, подымим на улице.
Они вышли из клуба в чахлый дворик. В нескольких метрах грохотало Садовое кольцо. Сергей Сергеевич раскрыл портсигар, протянул Ельцову.
Они закурили.
— Я пришел за ответом, Юрий Петрович, — пристально посмотрел на него Сергей Сергеевич.
— Я так и понял! — Бросать сигарету было жалко. Не каждый день перепадает настоящий американский «Кэмэл». — Докурю и принесу вам книжицу.
— Очень рад, что она нашлась, — Сергей Сергеевич посмотрел на Ельцова с затаенной насмешкой. — Видимо, ваш уважаемый дядя Игорь Дмитриевич посоветовал отдать ее мне.
— Да, дядя помог найти ее в куче хлама, который он вывез из моей квартиры перед самым обыском.
— Вот как? И его не заинтересовал шифр?
— Поверьте, мы нашли ее несколько дней назад, — слукавил Ельцов.
— Давайте примем ваш вариант, — развел руками Сергей Сергеевич.
— Тем более что другого просто нет.
Ельцов вошел в здание школы, открыл дверь, на которой красовалась табличка «Старший тренер Ю.П.Ельцов».
Он отомкнул старый сейф, неведомо как попавший в его кабинет, достал эту странную книжку. Полистал, даже не пытаясь разобраться в странных сочетаниях цифр и букв. За последние четыре года он узнал о стране, в которой живет, значительно больше, чем за прожитые до этого тридцать девять лет. Да и что он знал раньше! Школу, бокс, военное училище, службу армейскую, потом опять Москва, газета, заочный институт, командировки, партсобрания. Поездка в Африку, прекрасная карьера. А потом — тюрьма. Как ни странно, именно там он понял, что есть еще один мир. Не уголовники, их он видел и раньше, с одним сидел на одной парте, с другими занимался боксом. В тюрьме ему открылась изнанка этого благополучного респектабельного общества, в котором он жил последние семь лет, запутавшись в паутине лиц. Неправдой было все: идеалы, поступки, дружба, любовь. Ложь, повторенная многократно, со временем становится единственной правдой.
И, как ни странно, в крытке, на пересылке, на зоне он увидел совсем другую жизнь. Здесь все было ясно. Вот ты фармазон, ты домушник, ты гопстопник, ты взяточник. Значит, ты сделал воровство своей профессией. Урки оказались честнее тех, кто, заняв номенклатурное место, воруют, прикрываясь партдогмами. Кто такой этот Сергей Сергеевич? Конечно, не вор, но, видимо, человек, командующий преступным бизнесом. То есть, по-своему, личность честная. Так пускай делает с этой книжкой, что хочет. Попутный ветер ему в паруса.
Юрий вышел во двор. Сергей Сергеевич что-то жарко обсуждал с двумя тренерами. Слышались фамилии: Королев, Шоцикас, Новосардов, Попенченко.
— А мы тут с вашими коллегами о боксе поспорили. Былое вспомнили. Знаете, прошлое — как другая страна, там все прекрасно.
— Не всегда. У каждого свое прошлое.
— Понимаю, — Сергей Сергеевич достал портсигар, закурил, — чем дальше уходит пережитое, тем чаще вспоминается только хорошее.
— Прошу. — Юрий протянул ему завернутую в газету записную книжку.
Сергей Сергеевич развернул сверток, полистал желтеющие от времени страницы.
— Спасибо. Когда-нибудь я расскажу вам ее тайну и вы сможете написать забойный материал.
— Спасибо, но когда это будет!
— Обязательно будет, и именно я помогу вам в этом. На прощание хочу напомнить, что за мной услуга. А пока вам совет — не слишком доверяйте тем, кто вошел в вашу жизнь недавно.
— Что вы имеете в виду?
— То, что слышали.
Таинственный человек Сергей Сергеевич. Не подавая руки, он повернулся, резко, по-военному, и зашагал к серенькому горбатому «фольксвагену».
Юрий выкинул окурок и зашагал в зал, где его уже ждали пацаны. Спарринги надо было проводить, через месяц первенство клуба, и кто-то из этих взъерошенных, словно воробьи, мальчишек получит свою первую награду.
* * *
И раскололась ночь, рухнула, сметая все под своими обломками. Небо развалилось на две половинки, разрезанное белым огнем. С опозданием пришел орудийный гул грома. Он-то и разбудил Ельцова. В темном окне, как на телеэкране, бесчинствовали молнии. Они были пугающими и стремительными. Казалось, что каждая непременно целит в его комнату. Еще раз город озарил мертвенный электрический свет, а за ним ворвался ветер. Зазвенели стекла, затрещали деревья. В Москву пришла настоящая гроза.
Юрий встал, взял сигареты на письменном столе, закурил, подошел к окну. Холодный ветер приятно освежил грудь и лицо. Ельцов подвинул кресло и сел у окна. Дождь обрушился на подоконник, загремел жестяной козырек, капли долетали до его лица, слезами стекая по щекам.
Господи, как хорошо, что дома, деревья, машины, вырваны из темноты таинственным небесным светом. Ей-богу, стоило жить ради того, чтобы видеть это. Гроза, стена дождя — они были истинны и прекрасны, а все остальное в завораживающем свете молний становилось мелким и ненужным.