Спартанец - читать онлайн книгу. Автор: Валерио Массимо Манфреди cтр.№ 36

Он взглянул на Талоса, ожидающего на своем муле неподалеку. Он пристально и напряженно смотрел на него, с отчаянной болью, как тогда, там, на равнине. Потом он надел свой шлем с гребнем и вернулся, чтобы занять место в строю.

Солнце поднялось уже высоко, когда царь Леонид вышел из своей палатки, волосы цвета меди были аккуратно собраны низко на затылке. Он надел шлем и принял копье и щит от илота, затем занял свое место на передовой линии правого крыла.

Аристарх уже давал указания различным подразделениям. Они пойдут в атаку сразу же и на открытом пространстве, чтобы нанести по возможности больший ущерб врагу.

На входе в горный проход вскоре появились персы. Царь Леонид дал сигнал, затрубили трубы. Монотонная и навязчивая музыка понеслась по долине; только мерный шаг персидской армии отдавался эхом в ущелье.

Царь Леонид поднял вверх свое копье, небольшая армия ринулась в свой последний бой.

Когда армии противников почти сошлись друг с другом, спартиаты опустили свои копья ниже и бились яростно. Царь, продвигающийся вперед, как неистовая стихийная сила самой природы, безжалостно истреблял всякого, кто стоял на его пути. Щит, украшенный драконом, барьер из бронзы против накатывающихся враждебных волн, всякий раз поднимался около него, когда персы старались достать его ударами своего оружия.

За щитом, возвышаясь над вражескими ордами, был Аристарх, наносящий режущие удары налево и направо.

Каждый раз, когда персы старались окружить их, греки бегом возвращались к узкому проходу и затем, внезапно разворачиваясь, атаковали снова и снова с бешеной силой, словно наполняясь каким-то неиссякаемым приливом неведомой энергии.

Со своего трона Ксеркс наблюдал за театром военных действий, бледнея и нервничая. Также наблюдал и Демарат, челюсти его были сжаты, взгляд — безнадежно отчаянный.

Эта невероятная карусель продолжалась раз за разом; персы не могли справиться с быстрыми и внезапными передвижениями маленькой армии. Но, хотя и медленно, энергия спартанцев стала ослабевать, их темп замедлился, они были почти похоронены ордой. Затем стрела попала в левую руку Аристарха, он уронил щит.

Не успел другой воин встать на его место, как персидская сабля прошлась по Леониду, не защищенному сбоку. Лицо царя превратилось в маску боли, но руки продолжали сеять смерть, пока он держался на ногах.

Слабея, обливаясь кровью и потом, Леонид рухнул на землю, умирая, а туча врагов налетела на него, чтобы прикончить царя и захватить его тело.

В этот момент Аристарх, вытащивший стрелу из своей руки, схватил щит двумя руками и ринулся на массу персов, преодолевая их ожесточенное сопротивление и освобождая тело Леонида. Его товарищи сомкнули ряды, чтобы оттеснить врага, за павшее тело Леонида началась напряженная борьба. В это же время за спартанскими воинами раздался ужасающий боевой клич: подразделение персов спускалось из прохода Анопея вниз.

Аристарх выкрикнул приказ, спартанские и феспийские воины вернулись к небольшому холму слева от прохода, где они построились прямоугольником для своего последнего противостояния.

Волны персов атаковали их со всех сторон. Спартиаты до последнего продолжали сражаться с дикой яростью: щитами, ногтями, зубами после того, как у них не осталось больше оружия, и до тех пор, пока Великий царь не отозвал пехоту, чтобы больше не терять людей, и не послал лучников.

Измотанные, израненные уцелевшие воины подняли свои щиты, защищая умирающего царя, пока, наконец, не пали друг за другом на землю, пропитанную кровью.

Бритос и Агиас скакали день и ночь, останавливаясь ненадолго, чтобы перекусить или поспать, при этом один из них часто оставался на страже без сна. Талос на своем муле молча следовал за ними на расстоянии тридцати шагов.

Повсюду они наблюдали панику; население центральной Греции покидало свои дома и искало убежища в горах, унося вместе с собой свои жалкие пожитки. Те, кто не могли двигаться, оставались позади в ожидании худшего. В первый день своего путешествия они проехали Орхомен и Коронею и на закате прибыли в Феспии. Этот небольшой город, потерявший семьсот воинов в Фермопилах, был переполнен стенаниями женщин и детей, уже получивших известия о смерти своих мужей и отцов.

Какой-то старик бродил назад и вперед по улицам, сетуя на немыслимое бедствие. Другие сидели в дверях храмов, моля о смерти. В воротах города к троим всадникам приблизился почти слепой старик, согбенный прожитыми годами. Он поднял глаза, красные и распухшие от слез, к лицу Бритоса:

— Кто вы? — спросил он дрожащим голосом.

— Мы фокейцы, — без колебаний отвечал Бритос. — Мы только что прибыли из ущелья Анопея. А ты, старик, как тебя зовут? Что тебе от нас нужно?

— Диадром, я отец Демофила, военачальника феспийских воинов, которые остались сражаться с Леонидом. Пожалуйста, скажите мне, правда ли, что никто не уцелел? Что они все мертвы?

— Да, старик, то, что ты сказал, — правда, — отвечал Бритос. — Они не могли покинуть свои посты… они погибли героями.

— А вы… — продолжал старик, и его голос задрожал еще сильнее: — …вы не фокейцы. Я узнал по тому, как вы разговариваете, по вашему говору… вы лаконийцы, спартанцы!

Бритос содрогнулся.

— Вы спартанцы! — выдохнул старик. — Почему вы здесь? Вы бежали с поля битвы! Вы оставили своих товарищей!

Бритос подал сигнал Агиасу и Талосу и пустил свою лошадь галопом по улицам почти опустевшего города. Старик упал на колени в пыль, рыдая.

— Вы покинули их, — повторял он, и глаза были полны слез. — Вы оставили их умирать…

Они выехали из города в молчании, в темноте, освещаемой лишь полумесяцем, поднимающимся между оливковых деревьев. Пока они ехали, Агиас молча наблюдал за своим спутником; Бритос склонил голову почти на грудь. Неожиданно, подавленный такими страданиями, Агиас выпалил:

— Хватит! Достаточно, Бритос. Задача, поставленная перед нами, ужасна и неблагодарна, но кто-то же должен был ее выполнить. Наш долг на этот момент значительно более сложный, чем долг наших товарищей, которые погибли со славой, смертью храбрых, рядом с царем Леонидом. Их имена будут воспеты поэтами, а наши останутся в тени, в забвении, если вообще не в полном бесчестии. Но разве мы могли отказаться из-за этого?

— Разве ты не слушал, что сказал старик? — грубо спросил его Бритос. — Ты не слышал его, Агиас? Он скорбит о своем сыне, который пал с нашими людьми, он принял нас за трусов, которые бежали в страхе. И, как трусы, мы прячемся и лжем…

— Послушай, — заговорил Агиас. — Это послание должно иметь потрясающее значение; оно содержит нечто большее, чем просто сообщение о том, что горный проход сдан врагу. Если царь Леонид доверил нам такую ужасающую миссию, то, вероятно, потому что ему необходимо заявить эфорам и царю Леотихиду о чем-то крайне важном. Разве ты не помнишь своих собственных слов? Наши пелопоннесские союзники, безусловно, уже доставили известие о нашем поражении при Фермопилах еще до нашего приезда.