Башня одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Валерио Массимо Манфреди cтр.№ 28

Мифический основатель той цивилизации носит имя, которое можно отождествить с именем Тувалкаина. Если это правда, если транскрипция и перевод Антонелли верны, то речь идет о первом человеке, построившем город, первом, кто научился отливать и ковать металлы, и, следовательно, первом человеческом существе, создавшем оружие.

— Так вот в чем причина тревоги падре Антонелли, — заметил падре Хоган.

— Да. Но конечно же, дело не только в этом. Послушайте. Дети Тувалкаина обосновались в стране под названием Дельфуд — нам невозможно идентифицировать ее с каким-то реальным местом, но они утверждали, что нашли способ открыть ворота Эдема, охраняемые Ангелом с огненным мечом. Они утверждали, что изобрели оружие, более сильное и могущественное, чем его меч, вызвали на бой Ангела-Стража, победили его и низвергли, после чего нашли древо познания и стали подобны Богу, поняв и подчинив себе ход звезд и силы, движущие Вселенной.

Страна Дельфуд описывается как безбрежная земля, по которой текли пять бурных рек, где находились пять озер, каждое — размером с море, обитали многочисленные покрытые чешуей существа, от гигантских крокодилов и гиппопотамов до громадных варанов. На берега водоемов приходили утолить свою жажду многие стада животных: носороги и пантеры, львы, слоны и жирафы, зебры и бубалы, овцебыки; в небе летали огромные стаи птиц удивительных окрасок. По горам скакали безудержным галопом табуны лошадей вороной масти с длинными волнистыми гривами. Море травы колыхалось от дуновения ветра, словно поверхность изумрудного океана, повсюду, куда только достает глаз человеческий. На небе после грозы с юга на север простиралась радуга, когда заходящее солнце просвечивало своими закатными лучами последние капли летнего дождя; а в душистом мраке длинных весенних ночей на том совершенном своде блистали бесконечные неведомые звезды.

— Боже мой, — воскликнул падре Хоган, — но ведь это описание рая!

— Это была первородная, неоскверненная земля, Хоган, еще никем не нарушенная власть природы… — вздохнул падре Бонн. После чего продолжил свой рассказ: — В центре того бесконечного края высилась гора, на которой они и начали строить свой город. Они стали ковать сверхпрочный металл, с помощью которого резали камни и устанавливали их на склоны гор, возводя мощные крепостные стены, увенчанные высокими, неприступными башнями. От них произошло племя непобедимых воинов, которые стали охранять бескрайние границы со смертоносным оружием; внутри города они вырастили сады, богатые всевозможными фруктами, а за его пределами раскинулись неоглядные нивы, виноградники и оливковые рощи. Столы ломились от всевозможных видов мяса, от душистых хлебов, от ароматных плодов. Удовольствие было наградой за работу и за творения гения и техники; как мужчины, так и женщины преуспевали в самых изысканных искусствах, чтобы доставлять и получать радость независимо от пола.

Но было место на их границе, за которым на протяжении поколений они пристально и постоянно следили. Они поставили там гарнизон, в пустынном, засушливом краю, круглый год палимом солнечными лучами. Там, после того как прародителей изгнали из Эдема, нагих, плачущих и убитых горем, могущественные силы возвели преграду из базальта, высокую, как небесный свод, на фоне которой виднелись покрытые снегом вершины громадных вулканов. То была великая горная цепь, вечно окутанная грозовыми тучами, над ней блистали молнии и раздавались раскаты грома.

А когда Ангел грозно обнажал свой меч, ослепительный свет прорезал ночной мрак, грохот потрясал землю на все четыре стороны света, и рев, похожий на вопль мириадов воинов, собравшихся для сражения, разрывал покров туч до седьмого неба и падал на землю шквалом крупного града, словно лавина.

И вот сыновья Тувалкаина днем и ночью, поколение за поколением, несли службу в своем гарнизоне, в Башне Одиночества. Они выжидали момент, когда силы Ангела ослабнут, ведь только Божья сила бессонна. И вечна.

И наконец настала ночь Скорпиона.

Падре Бонн какое-то мгновение молчал, понурив голову. В комнате, утонувшей в сумерках, звучал, усиленный тишиной, непрекращающийся сигнал, исходящий от звезд. На большой доске, висевшей на стене, виднелись белые полосы мела, при помощи которых Эрнесто Бони и Гульельмо Маркони чертили графики своих звездных расчетов.

Хоган понял, что долгий рассказ обессилил старого ученого. Подобно моряку во время бури, он удерживал парус своего рассудка, разорванный ураганом. Видя, как рушатся силлогизмы, на которых всегда держалось его сознание математика, он с ужасом ощущал, что все более походит на охваченное бредом существо, чье одинокое угасание они застали в пансионе, спрятанном в лесах Апеннин.

В обсерватории было холодно, помещение лишь слабо освещалось луной, но падре Хогану не хватало мужества зажечь свет. Во мраке слова, услышанные им, звучали, словно приумноженные эхом.

Падре Бони встал и выглянул в окно, его гладкая лысина заблестела в лучах луны.

— Подойдите, Хоган, — позвал он. — Подойдите сюда, к окну. Как вы думаете, почему я до сих пор разговаривал с вами в темноте?

— Не знаю. Я решил, что вы в последнее время утомили глаза тяжелой работой и теперь хотите защитить зрение.

— Нет. Вы подумали, что от этого текста у меня помутился разум и я стал существом сумрака. Разве не так? Чем-то вроде летучей мыши, не выносящей света. Нет, не отвечайте, я знаю, что прав: вы ирландец, Хоган, мечтатель, как ваш Йитс, как ваш Джойс. Мы, латиняне, рациональны, почти циничны, не забывайте.

— Даже священники? — спросил падре Хоган.

— В определенном смысле. Именно итальянским священникам выпало управлять политической структурой Церкви, громоздкой, но необходимой. Они выполняли эту работу мужественно и с удивительной фантазией, но им также пришлось вооружиться некоторой дозой цинизма. Политика — дело нешуточное. А теперь подойдите сюда, посмотрите на небо, вон там. Именно поэтому мы до сих пор сидели в потемках. Что вы видите?

— Я вижу созвездия.

— Да. Вон то видите? Ту группу звезд низко над горизонтом? Это созвездие Скорпиона. Именно о нем говорится в «Таблицах Амона». Оно вот-вот совпадет с источником, передающим наш сигнал, и это ознаменует собой завершение цикла многих тысячелетий и свершение события невообразимого значения.

— Но то, о чем вы до сих пор говорили, — мифология. Увлекательная, впечатляющая, но, несомненно, мифическая история.

— Может быть. Однако все мифы прячут в себе историческую правду, а радиосигнал, который мы принимаем, — несомненно, продукт той цивилизации. Уверяю вас.

Он направился к выключателю, зажег свет и снова сел за стол.

— Приготовьте кофе, Хоган, — сказал он, надевая очки, — нам предстоит долгая ночь.

— Ворота Ветра, — промолвил эль-Кассем, указывая вдаль. — Если бы наши лошади не устали, мы могли бы прибыть в Алеппо до полуночи.

Филипп разглядел вдали римскую арку Баб-эль-Авы и блеск известняковых плит старой римской дороги, связывавшей Антиохию с Дамаском. Местность вокруг была засушливой, сильный ветер дул на этой выжженной равнине.