— Так я и знал, — сказал он. — Мой сводный
братец опередил меня, — как в этом деле, так и в других. — Потом,
повернувшись к Финголфину, он обнажил меч и крикнул: — Убирайся и займи место,
положенное тебе!
Финголфин поклонился Финвэ и, не сказав ни слова Феанору,
даже не взглянув на него, вышел из залы. Но Феанор последовал за ним и у дверей
королевского дворца остановил его; приставив острие сияющего меча к груди
Финголфина, он процедил:
— Смотри, братец! Этот клинок острее твоего языка.
Попробуй еще хоть раз занять мое место в помыслах и любви отца — и, быть может,
он избавит нолдоров от того, кто жаждет стать господином рабов.
Слова эти слышали многие, ибо дом Финвэ был на большой
площади у подножия Миндона; но Финголфин снова ничего не ответил и, молча
пройдя через толпу, пошел искать своего брата Финарфина.
Непокой нолдоров не был тайной для валаров, но корень его
скрывался во тьме; а потому, так как Феанор первым возроптал против них, они
рассудили, что, хотя гордыня обуяла всех нолдоров, зачинщиком всего был он,
движимый своеволием и надменностью. И Манвэ скорбел, но взирал молча. Эльдары
по своей воле пришли в земли валаров и вольны были остаться или уйти; и пусть
валары считали уход глупостью — они не могли помешать этому. Но сейчас на дела
Феанора нельзя было просто взирать; валары были в смятении и гневе. Феанора
призвали предстать у Врат Валмара и ответить за свои слова и дела. Туда были
призваны также все те, кто хоть как-то связан с этими, делами или знал хоть
что-нибудь; и Феанору, стоявшему перед Мандосом в Кольце Судьбы, велено было
отвечать на заданные ему вопросы. Тогда, наконец, обнажился корень смуты, и
злобное хитроумие Мелькора стало явным; и Тулкас тут же покинул Совет, чтобы
наложить на него руки и вновь привести на суд. Но и Феанор был признан
виновным, ибо это он нарушил мир Валинора и поднял меч на родича; и Мандос
сказал ему:
— Ты говорил о рабстве. Если б то было рабство, ты не
смог бы избегнуть его, ибо Манвэ — владыка всей Арды, не одного Амана. А это
дело беззаконно, в Амане свершилось оно или нет. И посему приговор таков: на
двенадцать лет должен ты оставить Тирион, где грозил брату. За это время
посоветуйся с собой и вспомни, кто ты и что ты. А после этих лет деянье твое
должно быть забыто и не помянуто более — если другие простят тебя.
— Я прощу моего брата, — молвил тогда Финголфин.
Но Феанор не ответил и молча стоял перед валарами. Потом повернулся, покинул
Совет и ушел из Валмара.
С ним в изгнание отправились его семь сыновей, и возвели они
на севере Валинора, в горах, твердыню и сокровищницу; и там, в Форменосе
грудами лежали оружье и драгоценные камни. Сильмарили же были заперты в
железной палате. Туда из любви к сыну пришел также король Финвэ; а Финголфин в
Тирионе правил нолдорами. Так ложь Мелькора, казалось, обернулась правдой, хотя
произошло это из-за деяний Феанора; и рознь, что посеял Мелькор, осталась и
долго жила после меж сыновей Финголфина и Феанора.
Мелькор, узнав, что его замыслы раскрыты, укрылся в горах и
облаком переплывал с места на место; и Тулкас напрасно искал его. И народу
Валинора казалось, что свет Дерев померк, а все тени в Амане удлинились и
почернели.
Говорят, что долгое время Мелькора не видели в Валиноре и
ничего не слыхали о нем, пока он нежданно не явился в Форменос и не вызвал
Феанора к воротам для беседы. Хитроумно доказывал он свою притворную дружбу,
убеждая его вернуться к мысли о бегстве из тенет валаров.
— Ты видишь, как я был прав, — говорил он, —
и как ты несправедливо наказан. Но если душа Феанора по-прежнему свободна и
отважна, как его речи в Тирионе, — я помогу ему и унесу далеко от тесной
этой земли. Разве сам я не валар? Валар, и больший, чем гордо восседающие в
Валиноре; и я всегда был другом нолдоров — самого искусного и доблестного
народа Арды.
Сердце Феанора было ожесточено унижением перед Мандосом, и
он молча смотрел на Мелькора, размышляя, можно ли доверять ему настолько, чтобы
принять его помощь и бежать. Мелькор же, видя, что Феанор колеблется, и зная,
что душа его в рабстве у Сильмарилей, закончил так:
— Твердыня твоя крепка и хорошо охраняется, но не
надейся, что во владениях валаров какая-нибудь сокровищница спасет Сильмарили!
Но его хитроумие на сей раз обернулось против него же: слова
его коснулись самого сокровенного и пробудили пламя более жаркое, чем он
рассчитывал; и взгляд Феанора прожег благородное обличье Мелькора, пронзил
покровы его дум и узрел его неуемную жажду обладания Сильмарилями. Тут
ненависть превзошла страх Феанора, он проклял Мелькора и прогнал его прочь,
крича:
— Убирайся от моих врат, ты, тюремная крыса
Мандоса! — и с этими словами захлопнул ворота перед самым могучим из
живущих в Эа.
И Мелькор ушел с позором, ибо опасность грозила ему, и он
знал, что не пришло еще время мстить; но сердце его почернело от гнева. А Финвэ
исполнился великого страха и послал гонцов в Валмар.
Валары сидели в Кольце Совета у своих врат, страшась
удлинившихся теней, когда прибыли гонцы из Форменоса. Оромэ и Тулкас
вскочили, — но едва они собрались в погоню, как из Эльдамара примчались
вестники: Мелькор пронесся через Калакирию, и эльфы видели с Туны, как он
мчался, разгневанный, подобный грозовой туче. А оттуда, сказали они, он повернул
к северу, ибо тэлери в Альквалондэ видели его тень, что накрыла их гавань и
унеслась к Араману.
Так Мелькор ушел из Валинора, и Два Древа долго сияли
незамутненно, и земли полнились светом. Но напрасно ждали валары вестей о
враге; и тучей, отдаленной, но неумолимо растущей, гонимой все ближе неспешным
северным ветром наплывало на живших в Амане сомнение, — и радость увядала,
и страх неведомого, но близкого лиха вползал в сердце.
Глава 8
О Затмении Валинора
Когда Манвэ услышал, куда направился Мелькор, показалось ему
несомненным, что тот замыслил укрыться в старых своих твердынях на севере
Средиземья; и Оромэ и Тулкас поспешили на север, чтобы, если удастся,
перехватить его — но не нашли ни следа, ни слуха о нем за берегами тэлери, в
незаселенных пустошах, что лежали близ Льда. Потому стража на северных границах
Амана была удвоена, — но напрасно, ибо прежде, чем началась погоня,
Мелькор повернул назад и тайно перенесся далеко на юг. Он все еще был одним из
валаров и мог изменять облик или ходить без покровов, как его братья; хотя
близилось время, когда он лишится этой возможности навсегда.
Так, невидимым, пришел он, наконец, в мглистый Аватар. Край
этот, лежавший к югу от Эльдамарского залива, узкой полосой протянулся у
подножия восточных Пелоров, и его долгий и мрачный берег был темен и неизведан.
Там, между отвесными горными стенами и черным холодным морем, залегли самые
глубокие и непроглядные тени в мире; и там, в Аватаре, в тайне и неизвестности
жила в своем логове Унголианта. Эльдары не знают, откуда она взялась, но
кое-кто говорит, что бессчетными веками раньше, когда Мелькор впервые с
завистью взглянул на Владения Манвэ, ее породила тьма, окружающая Арду, и она
была одной из тех, кого Мелькор растлил и привлек к себе на службу. Но она
отреклась от своего Господина, желая быть хозяйкой своих вожделений, высасывая
все, дабы насытить свою пустоту; и она бежала на юг, — спаслась от валаров
и охотников Оромэ, потому что их бдительность была направлена к северу, а на юг
они долгое время не обращали внимания. Так она подобралась к свету
Благославенного Края, ибо жаждала света и ненавидела его.