Тайны Истон-Холла - читать онлайн книгу. Автор: Д. Дж. Тейлор cтр.№ 76

Только тут обнаружилось: в комнате я не одна, есть и еще некто, кого увидеть я не могла, но сумела расслышать — из-под стола доносились писк, шуршание и яростное барахтанье. Это возмутило меня до глубины души, ибо я сразу поняла: это сэр Чарлз Лайелл, которого мой опекун носит на плече либо в кармане пиджака. Стало быть, это он в спешке оставил его здесь. И я решила отомстить если не опекуну, то хотя бы существу, принесенному им сюда, поскольку мышь, бегающая по полу, пока я стою одна в темноте, совсем не то, что мне может понравиться. Я схватила каминные щипцы и принялась молча ждать, пока сэр Чарлз не высунет нос наружу. В конце концов, убаюканный тишиной, а также (как я сейчас думаю) не привыкший бояться людей, тем более тех, кто стоит босиком и в одной рубашке, он высунул головку. Едва она показалась в круге слабого света, я мгновенно стукнула кочергой.

Бедняга! Долго я обрабатывала его и, убедившись, что он безвозвратно мертв, щипцами выбросила в коридор, где и найдет сэра Чарлза тот, кто будет искать.

А в моей комнате мыши больше бегать не будут.

Потом, когда пыл меня оставил, я, как и должно, почувствовала раскаяние, даже заплакала при мысли о том, что бедный сэр Чарлз лежит, выброшенный мной, в коридоре, ведь он, несчастный, ни в чем не виновен, а виноват тот, кто принес его сюда.

Папа всегда говорил, что лишать жизни даже кого-то самого ничтожного грешно. Но ведь он и сам, я это отлично помню, любил стрелять фазанов, которые, по его словам, существуют только для того, чтобы их есть, и ни для чего больше.

Когда все закончилось, я, приведя комнату в порядок — дверь все еще оставалась распахнутой, — вернулась в спальню и, совершенно обессиленная, рухнула в постель. И хоть было мне не по себе от сделанного, мгновенно заснула. Утром он вернется, повторяла я себе, но что мы скажем друг другу, понятия не имела.

Но он не пришел. Проснулась я очень поздно. Через окно лился яркий солнечный свет, дверь была заперта, а на столе стоял поднос с завтраком (чай остыл и сделался безвкусным). Мне показалось, откуда-то издалека доносятся голоса: должно быть, служанки — Эстер и Маргарет, которую она называет гусыней, — прогуливаются в саду. Меня вдруг охватило непреодолимое желание присоединиться к ним, пробежаться по скошенной траве, отправиться гулять куда глаза глядят.

Всю оставшуюся часть утра я просидела за столом, ожидая его прихода, но он так и не появился.

В какой-то момент в двери повернулся ключ, я с бьющимся сердцем вскочила на ноги. Но это была всего лишь Эстер. Она принесла обед, наперстянки, сорванные в лесу, примыкавшем к саду, и поставила их в воду. Большое ей спасибо.

Эстер.

Она подмигнула мне так лукаво, будто хотела сказать, что все обо мне знает, на самом деле даже больше, чем я сама.

Которая, казалось, была расположена поговорить.

— Ну как там Уильям, пишет? — поинтересовалась я, зная, что этот вопрос будет ей приятен. Выяснилось, что Уильям работает у коллеги моего опекуна в Сити. Но о его обязанностях и о том, как он их исполняет, Эстер известно очень мало, хотя его новое место производит на нее впечатление.

— Он очень прилично зарабатывает, мэм, правда. И в письме говорит, что живет, — в голосе Эстер, когда она выговорила это название, явственно прозвучала гордость, — в Севен-Дайалс. Вы знаете, где это, мэм?

— Весьма почтенное место, — сказала я.

— И еще он обещает скоро написать и вызвать меня к себе.

— Ну и как, поедете?

— Разумеется, мэм, а как же иначе?

«И с кем же мне говорить, когда Эстер уедет?» — подумала я. Не с мистером же Рэнделлом с его брошюрами да трактатами (неделю назад он привез очередной — про западноафриканскую миссию) и не с миссис Финни, с которой я за последние две недели и десяти слов не сказала. Но тут мне пришло в голову, что если повести себя по-умному, из этой ситуации можно извлечь пользу.

Надо быть хитрой.

Он не приходит.

Я перечитала, наверное, впервые за последние пять-шесть лет, стихи, которые посвятил мне Ричард, мистер Фэрье, и мне сделалось тоскливо.

Мисс Изабель Бразертон

Мне не спалось, и я мечтал

Услышать шум дождя веселый,

Но за воротами звучал

Лишь полисмена шаг тяжелый,

И в стороне от речки пенной

Жизнь шла неспешно и степенно.

Но есть далекие края,

Где солнце Англии не светит.

Где древний и суровый ветер

Колышет долы и моря.

Туда бы устремился я,

Но розу юга прижимая

К пересыхающим устам,

Я ныне жажду утоляю.

Писано в июле 1856 г.

Прошла неделя, а его все нет. И вот совершенно неожиданно, когда я прилегла днем отдохнуть — в последние дни я чувствовала себя очень усталой, — в коридоре послышались шаги, а следом — скрежет дверного замка.

Я отметила, что мой опекун сильно переменился. Глаза запали, волосы поседели, на лице появились новые морщины, хотя с того времени как мы виделись в последний раз, прошла только неделя.

Он эту встречу не вспоминает, ничего не говорит и о сэре Чарлзе. Я тоже молчу. Привычно окинув меня долгим взглядом, он, к немалому моему удивлению, предлагает прогуляться по саду.

— Слуг сейчас в доме нет, иначе бы я не позвал вас, — говорит он так, словно джентльмену пристало выходить со своим подопечным только в отсутствие челяди.

Мы спускаемся по широкой лестнице, минуем анфиладу комнат, которые я бегло осматривала только ночью, и выходим на лужайку, ту самую, что я так часто разглядывала из своего окна.

Следует отметить заботливость моего опекуна. Пока мы идем по гравийной дорожке, он поддерживает меня под руку, словно опасаясь, что даже малейшая шероховатость под ногами грозит мне падением. Раздвигает палкой заросли крапивы, то и дело обращает мое внимание на чудеса природы, которыми действительно так богато его поместье. Так, меня приглашают восхититься сойкой, затем клестом и еще чрезвычайно любопытной, очень забавной птичкой, по-научному она называется «упупа». У нее яркое оперение и блестящие глазки, она так внимательно смотрела на меня, будто ничего подобного ранее не видела.

Мне пришло в голову, что мой опекун в потрепанном черном одеянии, давая любезные пояснения своим каркающим голосом, походит на большую ворону.

День сегодня выдался солнечный, и так приятно в тени деревьев, но все равно окружающее кажется тоскливым и унылым. Ничего не цветет в больших оранжереях, рядом с маслобойней носятся кошки. А мой опекун проявляет несвойственное ему красноречие. Он говорит:

— Я прожил здесь почти полжизни. Мой дядя, от которого я унаследовал это имение, умер, когда мне было тридцать. Тогда, в молодости, я довольно много путешествовал, а теперь почти не трогаюсь с места.