Критика криминального разума - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Грегорио cтр.№ 40

— В Крепость, Кох! — крикнул я. — Пришло время кое-кому развязать языки.

Кох с озабоченным видом оглядел помещение.

— Я приказал перенести сюда ваши вещи из гостиницы, — сообщил он. — В такой спешке это было единственное, что я смог сделать, сударь.

Комнатка на втором этаже Крепости была совсем крошечная. В ней хватило места только для узкой кровати и деревянного стула, на котором разместился весь мой багаж. В воздухе стоял тяжелый кисловатый запах застоявшейся мочи из треснувшего фарфорового ночного горшка. В окно, располагавшееся очень высоко, практически не проникал свет, и, кроме всего прочего, в комнате было почти так же холодно, как и на улице. Никому не пришло в голову затопить печь. Вопли и стоны заключенных из подземной тюрьмы, к счастью, почти не были слышны, но если бы в замочной скважине вдруг повернулся ключ, и мы оказались бы заперты здесь, как в темнице, я бы ничуть не удивился.

— Сойдет и это, — произнес я без явного энтузиазма. Мне досталась личная комната поверенного Рункена, та, которую он использовал для отдыха, когда срочная работа не позволяла ему вернуться домой. Я огляделся, стараясь привыкнуть к угрюмому серому цвету стен. — Вот сюда-то меня и следовало поселить с самого начала, — добавил я с убежденностью анахорета, осматривающего пещеру, в которой ему предстояло провести остаток своей подвижнической жизни.

— Тем не менее за время пребывания в «Балтийском китобое» вы сделали массу очень важных наблюдений, сударь, — напомнил мне сержант.

— Нам следует быть благодарными даже за небольшие вознаграждения, я полагаю.

— Кажется, профессор Кант остался доволен, — продолжал Кох, хотя его своеобразная манера говорить, слегка поджимая губы, придавала оттенок явного лицемерия даже комплиментам.

— Вас что-то беспокоит, Кох?

Он не стал отнекиваться, а провел рукой у воротника рубашки, как будто ему вдруг сделалось жарко в этой холодной комнате.

— Да, в общем, кое-что, — произнес он после некоторых колебаний. — По поводу профессора Канта, сударь.

— И что же? — спросил я.

— Я был очень удивлен, обнаружив его сегодня утром на берегу реки. В его возрасте… Кажется весьма странным, что он проявляет столь… нездоровый интерес к убийству. Вы так не думаете, сударь?

— Он проявляет отнюдь не вульгарное любопытство к преступлению, если вы это имеете в виду, — поспешно ответил я, так как сержант озвучил то недоумение, которое поведение моего учителя вызвало и у меня самого. — Герр профессор Кант не может терпеть тот нравственный и общественный хаос, который подобные преступления вносят в нашу жизнь, вот и все. Он испытывает определенные опасения за судьбу Кенигсберга и переживает за любимый город.

— Тем не менее он не согласился с вашей теорией о том, что причиной здешних убийств является революционный заговор, — продолжил Кох.

— Профессор Кант не судья и не полицейский, — объяснил я. — Он не отрицал того, что предложенная мною версия представляется наиболее очевидным объяснением. Но он ведь самый главный теоретик рационализма в Пруссии. Ему хочется услышать теорию, которая базировалась бы на солидных основаниях. Когда мы сегодня днем с ним встретимся, я как раз и намерен продемонстрировать ему то, чего он ждет.

— Да-да, конечно, сударь, — произнес Кох, хотя мне показалось, что мои слова его не очень убедили.

— Но есть ведь и что-то еще?

Кох положил руку на отворот куртки, словно пытался успокоить учащенно забившееся сердце или заранее попросить прошения за вопрос, который он собирался задать.

— Это касается вашего брата, сударь, — сказал он. — Герр Кант упомянул о нем сегодня утром в связи с несчастным мальчиком. Вашего брата тоже убили, сударь?

Я наполовину отвернулся, открыв саквояж, и притворился, что ищу там что-то.

— Нет, не убили, — ответил я. — Он стал жертвой несчастного случая, сержант. Несчастного случая.

Я копался в содержимом саквояжа, чтобы не встретиться с ним взглядом. Когда же я снова поднял на него глаза, мне показалось, что на простоватом лице Коха я заметил выражение удивления и растерянности. Быстрыми шагами пройдя мимо него, я проследовал в соседнюю комнату.

— Где арестованные? — спросил я.

— Офицер Штадтсхен ждет вашего приказания доставить их сюда, сударь, — ответил Кох, поправляя куртку. Его лицо вновь превратилась в ничего не выражающую маску.

— Скажите ему, пусть вначале зайдет сюда один.

Словно мои мысли были услышаны, раздался громкий стук в дверь, и на пороге появился Штадтсхен со стопкой бумаг в руках. Это был мужчина громадного роста с обрюзгшей красной физиономией и в великолепном темно-синем мундире с белым кантом на рукавах и вдоль швов на рейтузах.

— Иностранцы, находящиеся в Кенигсберге, сударь, — произнес он с поклоном, протягивая мне копию списка, составленного для генерала Катовице.

Я взял у него бумагу и просмотрел имена.

— Двадцать семь человек? Во всем Кенигсберге?

— В последнее время сюда приезжает не так уж много иностранцев, сударь, — ответил офицер. — Конечно, в порту много парусных судов, но они, как правило, проводят там не больше суток, и члены команды в основном спят на борту. Путешественники стараются объехать город стороной. Ни один разумный человек не хочет стать жертвой убийцы.

— Значатся ли какие-либо из этих имен в списках полиции?

— Нет, сударь. Я сам проверял.

Я обратил внимание на то, что в списке были имена трех ювелиров, которых я встретил вечером накануне в «Балтийском китобое».

— Вы обыскали гостиницу?

— Конечно, сударь, — ответил он и положил на стол передо мной большую связку бумаг. — Вот образцы тех материалов, которые мы обнаружили там.

— Где они были спрятаны?

— В потайной комнате, герр поверенный. В одной из спален на верхнем этаже под ковром находился люк, который и вел туда.

У меня в памяти всплыл образ подсматривающего Морика. Возможно, именно эту информацию он хотел сообщить мне прошлым вечером? Что в комнате напротив моего окна проходит сборище мятежников.

— Бумаги и карты, сударь, — продолжал Штадтсхен.

— Карты?

— Кенигсберга, сударь, и других мест. Брошюры на французском. Имя Бонапарта постоянно встречается в тексте.

— Вы нашли какое-нибудь оружие?

— Нет, сударь, — ответил Штадтсхен с широкой улыбкой, — за исключением старого пистолета в спальне Тотцев. Он ржавый, словно потерянный якорь, и может взорваться при выстреле.

— Сколько человек вы арестовали?

— Только хозяина и его жену. Купцы, которыми вы, по словам сержанта Коха, заинтересовались, сегодня рано утром покинули город. Скорее всего морем. Жандармы сейчас пытаются установить, в каком направлении они отплыли.