Смерть на перекрестке - читать онлайн книгу. Автор: Дэйл Фурутани cтр.№ 30

— Генерал оторвался от своих телохранителей?!

— Именно так. И эти телохранители пришли в ужас, узнав, каковы оказались последствия их нерасторопности. Сколь мне известно, все они прямо на поле боя совершили сэппуку, дабы смертью искупить свою недостаточную верность.

— Первый раз в жизни слышу о генерале, оторвавшемся от своих телохранителей.

— Ну, я уже говорил вам — битва при Секигахаре была весьма удивительным сражением. Войска сражались то на одной стороне, то на другой. Сразу и не разобрать, кто в данный момент с кем бьется. Те, кто на заре считались смертельными врагами, к полудню уже стали союзниками!

— Да. Я знаю.

— А вы сами сражались при Секигахаре?

Кадзэ расхохотался:

— Увы! Мне не посчастливилось поучаствовать в этой легендарной битве! Секигахара изменила судьбу Японии. Войска, поддерживавшие благородных вдову и наследника последнего нашего Тайке, потерпели поражение. И вот теперь госпожа вдова и маленький сын Тайке пребывают в заточении в Осакском замке, а благородный господин Токугава стал истинным правителем нашей страны. Ходят слухи, что очень скоро он провозгласит себя сёгуном, — стало быть, вы, верно, получили эту провинцию в дар не от кого-нибудь, а от будущего сёгуна! А кто перед вами? Простой ронин. И сказать по чести, ронин этот испытывает нечто вроде зависти к вам — человеку, которому удалось не только блестяще проявить себя в битве, но и заслужить в награду целую провинцию!

Манасэ капризно скривил полные губы.

— Да уж, целую провинцию! Жалкую дыру с доходом в сто пятьдесят коку, неизмеримо удаленную от всего, что мне мило и дорого в этой жизни, хотели вы сказать?

Говоря чисто теоретически, если бы новое правительство Токугава отдало подобный приказ, Манасэ смог бы предоставить под его знамена не так уж мало воинов, но на практике от него потребовалось бы привести с собой лишь незначительную часть этого условного числа. Провинция, и верно, с воробьиный носок, — какое уж тут сравнение с другими, с доходами в пятьдесят, а то и в сто тысяч коку! Теми, впрочем, управляют даймё настоящие, древних родов, — а Токугава издавна почитался человеком прижимистым.

— Не будет ли дерзостью с моей стороны полюбопытствовать, откуда вы родом, где выросли? — спросил Кадзэ.

— Ах, я приехал из Исэ, — вздохнул Манасэ о древней провинции у самых берегов Японского моря. — Сердце мое изнывает от тоски по неумолчному плеску волн залива Исэ и аромату свежего морского ветра! Там человек ощущает, что близок к богам. Сам его величество император приезжает в Исэ, чтоб совершить паломничество в Великие святилища и испросить совета у обитающих там всемогущих Аматэрасу-о-миками и Тоеуке-но-о-миками [13] !

— Правда ли, что святилища эти выстроены сплошь из неокрашенного дерева кипариса «хиното»?

— Правда. Истинно так!

— Может быть, вам случалось присутствовать и на священной церемонии «сэнгу-сики»?

— Случалось. Правда, я тогда был еще мальчишкой. Ведь церемония эта проводится лишь раз в двадцать лет, но уж зато и паломники, чтоб присутствовать на ней, съезжаются со всей Японии.

— Неужто во время этого обряда все храмовые строения и вправду разрушают, а потом строят новые?

— Представьте себе, да! А паломники и местные жители сохраняют на удачу щепки, оставшиеся после разрушения старых святилищ. О, сколь велико счастье хранить у себя даже крошечную частичку священного храма!

— Вы, верно, очень тоскуете по родным местам…

К своему изумлению, Кадзэ увидел, как темные глаза князя наполнились неподдельными слезами.

— О, как вы правы! — выдохнул Манасэ. — Сельская жизнь предлагает не много развлечений…

В молчании Кадзэ ожидал, пока его собеседник снова овладеет собой.

— Однако не кажется ли вам, — вдруг заметил Манасэ, — что беседа наша принимает слишком печальный оборот? Я намерен до конца использовать все преимущества редкой возможности пообщаться с образованным человеком, неведомо как занесенным в нашу унылую глушь!

Он указал в сторону высокого деревянного бруска толщиной примерно в локоть:

— Не желаете ли сыграть в го? В наших местах мой единственный партнер — болван судья, а он, увы, играет до неприличия скверно.

Кадзэ вежливо поклонился и, сообразно требованиям этикета, на коленях подполз к доске. Поставил ее между собой и Манасэ. Снял с доски одну из закрытых крышками чаш полированного дерева. Пока Манасэ снимал с доски вторую чашу, Кадзэ уже снял крышку со своей. Внутри находились белые камушки для игры в го, сделанные из раковин — идеально обточенные, поблескивающие перламутром и очень дорогие. В чаше князя камушки были черные, столь же совершенной работы. Девятнадцать линий пересекали доску в форме решетки.

Черными играл Манасэ — стало быть, первый ход принадлежал ему. Он зажал камушек между большим и указательным пальцами и опустил на одну из клеток решетки — с хорошо рассчитанной силой, так, чтоб камушек, ударившись о толстую доску, издал мелодичный щелчок. Чтобы усиливать этот приятный звук, в доске было прорезано специальное отверстие, да и стояла она на небольших ножках.

Первые ходы, за которыми последовали стандартные начальные комбинации, именуемые «дзесеки», прошли в быстром темпе — игроки так и метали камушки на доску. В игре го главное — позиция и территория. Если камушек уже занял позицию в одной из клеток — трогать его более нельзя, можно лишь убрать с доски, если он полностью окружен камушками противника. Победитель захватывает большую часть территории — либо путем стратегических комбинаций, либо просто стараясь «уничтожить» как можно больше камушков соперника.

С самого начала партии Манасэ сделал ход, вынуждавший Кадзэ перенести сражение на дальний край доски. Кадзэ промолчал, однако от подобного хода игры уклонился. Он решил сыграть более рискованно — выдвинул свой камушек вперед, обеспечивая себе большую территорию.

— А я и не сомневался, между прочим, что сражаться вы будете яростно, — с улыбкой прокомментировал этот ход Манасэ.

— Сражаться без цели — удел глупцов, — ответствовал Кадзэ.

— Без цели, говорите?

— Простите великодушно. Неверно выразился. Собственно, я имел в виду вот что: за достойную цель я готов и сражаться, и рисковать, однако при этом должен знать, чего достигну в случае победы.

— То есть вы не стали бы сражаться просто по приказу своего господина?

— Разумеется, повиноваться своему господину — первейший долг всякого самурая. Но поверьте, я сражаюсь куда лучше, если представляю себе все «за» и «против».

— И как же вам удается сочетать подобное свободомыслие с беспрекословным подчинением своему господину?