Гренадилловая шкатулка - читать онлайн книгу. Автор: Джанет Глисон cтр.№ 20

— Какое, к черту, преступление! — запротестовал Роберт. — Не спорю, отец умер внезапно, но ничего таинственного в его смерти нет, и никакого расследования не требуется. Только сегодня вечером отец говорил Уоллесу о самоубийстве. Вчера доктор лечил его от меланхолии. Какие еще доказательства вам требуются? На каком основании Хопсон делает столь чудовищное заявление?

Уэстли повторил, что его долг — провести расследование, а я только исполняю приказ. Потом, видя мое смущение, изложил за меня мои доводы. Роберт Монтфорт выслушал его скептически.

— Местонахождение револьвера ничего не значит. Было темно; Хопсон лишь предполагает, что наступил на него, когда тот якобы лежал на некотором удалении от трупа. Следы тоже легко объяснить. Мы только от него знаем, что они были, когда он обнаружил труп, — и он мог ошибиться. Все видели, как я в горе взял носовой платок и отер лоб отца. Потом, должно быть, я прошел к окну. Наверняка. Разве исключено, что я при этом мог невольно наследить?

— А как же кровь на другой руке? — заметил Уэстли. — А кровь на подоконнике и следы за окном? Все эти следы тоже неумышленно оставили вы?

Роберт оскорбительно фыркнул.

— Этому тоже найдется правдоподобное объяснение, если вы потрудитесь поискать его. Мне странно, что вы прислушиваетесь к бредовым выдумкам какого-то Хопсона. Например, вполне вероятно, что отец мог стрелять в себя обеими руками.

Такого я уже вынести не мог. Я нервно открыл рот, собираясь сказать, что никому не навязываю свое мнение, но Уэстли опередил меня:

— Прежде чем мы продолжим, позвольте взглянуть на подошвы ваших туфель, сэр. Если вы ступили в свежую кровь, она должна остаться на них. Если кровь к тому времени уже высохла, пятен не будет.

Словно ища, что возразить, Роберт помедлил несколько секунд, потом, насупившись, плюхнулся в кресло, стоявшее напротив судьи, задрал ноги на столик и протянул Уэстли под нос свои ступни в узких черных туфлях из телячьей кожи с пряжками, украшенными алмазами. Пряжки заискрились в сиянии свечи.

— Ну и что вы там видите? — надменно осведомился он.

— Ничего, — ответил Уэстли.

— А ничто ничего и не доказывает. — С торжествующим видом он спустил ноги на пол. — Потому что, если на моих туфлях и была кровь два часа назад, с тех пор я вытер ее о ковры.

Уэстли вскинул ладони, словно признавая свое поражение.

Я не верил своим глазам.

— Сэр Джеймс, — залепетал я, — а как же кровь на окне и шкатулка, что лорд Монтфорт держал в руке?

— Какая шкатулка? — спросил Уэстли.

— Я не видел никакой шкатулки, — заявил Роберт.

— Ну как же, шкатулка в форме храма, которую он сжимал в кулаке, — отважно настаивал я, хотя внутри у меня все дрожало от страха. — Я пытался открыть ее, но она не поддалась. Лорд Фоули забрал ее у меня и положил на стол.

Все трое джентльменов посмотрели на стол, где должна была стоять шкатулка. Не найдя ее там, они вновь повернулись ко мне с выражением укоризны на лицах.

— Может, лорд Фоули убрал шкатулку в другое место после того как я вышел? Спросите у него. Он наверняка все объяснит.

Уэстли выжидательно посмотрел на Фоули. Тот наморщил лоб, будто роясь в памяти.

— Я был в смятении, — признался он, неопределенно качая головой. — Действительно, припоминаю, что я забрал шкатулку у Хопсона. Да, потом я ее куда-то положил, но вот куда — запамятовал. Понятия не имею, где она может быть.

Под пристальными взглядами всех, кто был в комнате, он вытащил из кармана сюртука большую золотую табакерку и неторопливо втянул носом щепотку табака. Наконец он убрал табакерку в тот же карман и вновь посмотрел на нас, будто только что заметил наше присутствие.

— Может, миссис Каммингз или мисс Аллен куда-нибудь ее убрали? Только они, наверно, уже спят. Что ж, спросим у них завтра, — сказал он.

— А может, это Хопсон ее украл, — предположил Роберт. Заикаясь, я стал неуверенно доказывать свою невиновность, но Фоули перебил меня:

— Могу поручиться, что нет. Я абсолютно точно помню, что видел ее здесь после того, как Хопсон покинул библиотеку. Как бы то ни было, вряд ли он стал бы упоминать о шкатулке, если бы собирался ее похитить.

Роберта его слова не убедили. Уэстли вздохнул. Я разделял его чувства. Разумеется, я был благодарен Фоули за заступничество, но его безалаберность меня возмущала. Как мог он забыть про такую важную деталь? И конечно же я негодовал на Роберта. Бессовестный, непорядочный человек. Его заявление о том, что это он оставил следы, когда был обнаружен труп, столь же нелепо, как и версия о том, что его отец стрелял в себя обеими руками.

И лишь гораздо позже я додумался спросить себя, а зачем Роберт Монтфорт доказывал, что его отец покончил с собой, когда самоубийство считается преступлением против Бога и чревато конфискацией всего имущества Генри Монтфорта в пользу короля. Но сейчас у меня слипались глаза, мне хотелось остаться одному и лечь спать. Было видно, что Уэстли тоже устал.

— Я должен поговорить с остальными членами семьи, — сказал он, зевая. — Но это можно сделать завтра. Хопсон, вызовите мой экипаж.

Я поклонился и поспешил прочь, радуясь, что мне не придется присутствовать завтра на допросах. Я должен был покинуть Хорсхит в шесть часов утра и с нетерпением ждал минуты отъезда. Я стремился покинуть этот дом не только потому, что здесь мне впервые довелось увидеть убитого, — ибо я ни секунды не сомневался в том, что Монтфорта убили. И не из-за Роберта Монтфорта, высмеявшего мои доводы, и не из-за Уэстли и Фоули, не придавших должного значения уликам. Сколь скрупулезно Уэстли исполнял свой долг, как воспринял мою помощь Фоули или как он отнесся к нелепым замечаниям Роберта Монтфорта — все это меня не касалось. Меня гнало в дорогу гнетущее беспокойство, от которого я никак не мог отделаться. Сам того не желая, я стал невольным участником этой трагедии. Меня вынудили высказать мнение, которое я предпочел бы оставить при себе. Если Монтфорта убили, значит, убийца, скорей всего, находится в этом самом доме. Все слышали или скоро услышат, как я доказывал, что смерть Монтфорта не могла быть самоубийством. В том числе и убийца. Из чего неизбежно напрашивался резонный вопрос: возможно ли, что своей откровенностью я поставил под угрозу собственную жизнь?

Тебо было темно, как раковины моллюсков, когда я поднялся со своей постели на чердаке. Миссис Каммингз сказала, что в половине шестого утра деревенский извозчик отправляется на рынок в Кембридже. Мне только следует подойти к его дому, и он возьмет меня с собой. В Кембридже я сяду в дорожную карету и вечером того же дня (если Господь и дорожные заставы будут благосклонны) прибуду в Лондон.

Глаза болели, конечности словно налились свинцом. Я провел беспокойную ночь, опасаясь стать во сне жертвой своего таинственного недоброжелателя. На меня никто не напал, но это не рассеяло моей тревоги. Напротив, я еще больше проникся уверенностью в том, что враг следит за мной и только и ждет, когда я сомкну веки. Наконец я задремал, видя в тревожном сне, будто я тону в ледяном море на глазах у Чиппендейла, а он даже не пытается прийти мне на помощь — лишь советует сильнее грести руками и ногами. Когда часы на лестнице пробили пять раз, я с облегчением поднялся. Быстро одевшись, я убрал складную кровать в стенной шкаф, сложил свои вещи и по черной лестнице спустился в коридор для слуг. Я помчался мимо дверей, ведущих в кухню, посудную, буфетную и людскую, к молочному залу и, лавируя между ведрами, лоханками и столами с мраморным верхом, стал пробираться к выходу. Мне захотелось отведать молока, но я удержался от соблазна, сказав себе, что лучше уж потерпеть до Кембриджа и там выпить горячего эля, чем упустить извозчика. В дальнем конце помещения я отомкнул дверь, ведущую в огород, застегнул на шее пелерину пальто и вышел на улицу.