Всевидящее око - читать онлайн книгу. Автор: Луи Байяр cтр.№ 58

– Мистер Лэндор, прежде чем мы продолжим наши… предположения, я бы хотел знать: вы что-то узнали об отношениях между Лероем Фраем и Артемусом?

Совсем немного, но сведения заслуживают внимания. Мы знаем, что Артемус поступил в академию годом раньше Фрая. Никаких признаков дружественных отношений между ними не наблюдалось. Они не ели за одним столом и не жили в одной комнате. Насколько мне удалось выяснить, они никогда не ходили в одной шеренге и не сидели вместе на богослужениях. Я успел расспросить несколько десятков кадетов, и никто из них не говорил, что Фрай был дружен или просто знаком с Артему сом.

– А что вы скажете о кадете Боллинджере?

– Здесь есть тоненькая ниточка, – ответил я. – Одно время Боллинджер дружил с Фраем. Два года назад они вместе развлекались на летних учениях, опрокидывая палатки новичков. Оба входили, правда недолго, в какое-то общество. Название у него странное: Амо… сопическое?

– Амософское общество [114] , – поправил меня Хичкок.

– Вот-вот. Боллинджер показал себя заядлым спорщиком. Фрай был поспокойнее, споры его не занимали. Вскоре он вообще покинул это общество. С тех пор его никогда не видели вместе с Боллинджером.

– И это все?

Если бы его вопрос был задан начальственным тоном, я бы ответил утвердительно и мы переменили бы тему. Но в голосе Хичкока я уловил нотки растерянности.

– Не совсем, капитан. Есть одна маленькая зацепочка, правда косвенного характера. Похоже, Боллинджер и Фрай оба ухаживали за сестрой Артемуса. У меня сложилось впечатление, что Боллинджер считает себя первым претендентом на ее внимание.

– Вы говорите о мисс Маркис? Думаю, это маловероятно.

– Почему?

– Об этом вам стоило бы спросить у преподавательских жен. Уж они-то хорошо знают: от мисс Маркис отступаются даже самые настойчивые кадеты.

«Все, кроме одного», – подумал я и мысленно улыбнулся.

Кто бы мог представить, что мой маленький петушок ринется туда, куда петухи покрупнее и посильнее боятся заходить?

– Выходит, она – неприступная гордячка? – спросил я Хичкока.

– Как раз наоборот. Настолько скромна, что можно усомниться, смотрится ли она когда-нибудь в зеркало.

Щеки капитана слегка порозовели. Значит, и он был открыт зову плоти.

– Так это и есть причина ее затворничества? – спросил я. – Неужели мисс Маркис настолько застенчива?

Застенчива? – переспросил Хичкок. – Вы бы вовлекли ее в спор о Монтескье [115] , тогда бы увидели, какая она застенчивая. Дело не в этом. Мисс Маркис всегда была загадкой. Многие пытались ее разгадать, но… Сейчас ей двадцать три, и о ней почти уже не говорят, а если и вспоминают, то заменяют ее имя прозвищем.

Тактичность не позволяла капитану назвать это прозвище, но, видя мое любопытство, он решился переступить пределы допустимого.

– Ее называют Старая дева печали.

– Ну, Старая дева еще понятно. А при чем тут печаль?

– Боюсь, этого я не смогу вам сказать.

Я улыбнулся.

– Вы умеете тщательно выбирать слова, капитан. Надеюсь, под «не смогу вам сказать» вы не имели в виду «не хочу вам говорить»?

– Мистер Лэндор, я сказал вам то, что и хотел сказать. Без всяких подтекстов.

– Вот и прекрасно, – с наигранной бодростью в голосе подхватил я. – Теперь можем вернуться к нашим непосредственным делам. На очереди у нас, если не возражаете, посещение комнаты Артемуса.

Видели бы вы, как помрачнело его лицо! Но капитан и сам понимал необходимость этого шага.

– Предлагаю сходить туда завтра утром. Десять часов вас устроит? И еще, капитан: пусть этот вынужденный визит останется между нами.

Утро выдалось холодным. Облака висели низко и казались острыми, как льдинки. Западный ветер ударял в узкое пространство между каменными зданиями обеих казарм, становясь еще пронзительнее и яростнее. Он пробирал нас с Хичкоком до костей, и мы дрожали, как две рыбины на леске.

– Капитан, если вы не против, я бы вначале хотел заглянуть в комнату кадета По.

Хичкок не возражал. Он даже не спросил, чем вызвана такая просьба. Возможно, он устал ждать результатов моего расследования. Возможно, у него имелись подозрения насчет моего помощника, с легкостью окружающего себя легендами. А может, капитану просто хотелось поскорее уйти с улицы.

Боже мой, до чего же маленькой оказалась комната, которую кадет четвертого класса По делил с двумя своими однокашниками, проводя в ней дни и ночи! Эту, с позволения сказать, комнату было бы правильнее назвать чуланом или коробкой. Тринадцать футов в длину, десять в ширину, да еще разделенная перегородкой. В комнате царил собачий холод, пахло дымом камина со скверно прочищенной вытяжкой и еще чем-то солоноватым и весьма противным. Два настенных подсвечника, дровяной короб, стол, стул с жесткой прямой спинкой, лампа, зеркало. Никаких кроватей или коек в монастыре Тайера не было – кадеты спали на узких подстилках прямо на полу. Утром эти подстилки полагалось туго сворачивать и ставить к стене… Убогое, ничейное пространство, которое язык не поворачивался назвать жилым. Ничто не свидетельствовало о том, что в двадцать второй комнате Южной казармы обитает человек, который некогда плавал в реке Джеймс и постигал премудрости грамматики в Стоук-Ньюингтоне, который пишет стихи и чем-то отличается от двух с лишним сотен остальных кадетов, превращаемых стараниями академии в офицеров и джентльменов.

Конечно, внешние тяготы нередко лишь способствуют расцвету души. Оглядев это убогое обиталище, я подошел к кофру, принадлежащему По, и откинул крышку. К ее внутренней стороне был аккуратно прикреплен гравированный портрет Байрона. Правила академии требовали единообразия даже в личных вещах, и за такую картинку кадет легко мог получить взыскание. Капитан Хичкок либо не заметил мятежного английского лорда, либо его голову занимали другие мысли.

На боковой стенке кофра имелся матерчатый кармашек. Я опустил туда руку и извлек небольшой предмет, обернутый в черный креп. Под ним скрывался медальон с портретом молодой женщины в платье эпохи ампир [116] . Девичья хрупкость ощущалась во всем ее облике и в больших красивых глазах. Такой я видел эту женщину двадцать один год назад, в театре на Парк-стрит, где она пела «Никто меня замуж не берет».