— Сделайте милость.
— Когда я в последний раз говорил с Бродериком, он поразил меня своим спокойствием. Может статься, некий неведомый сообщник ухитрился поговорить с ним и узнать, остается ли в силе намерение Бродерика лишить себя жизни. А также предложить свою помощь в осуществлении этого намерения.
Барак лишь недоверчиво присвистнул.
— Пока сержант Ликон распекал пьяных солдат, сообщник выжидал в своей каюте, — продолжал я. — Как только все трое удалились, он выскочил в коридор и, в полном соответствии с рассказом Редвинтера, постучал в дверь, оглушил тюремщика ударом по голове и…
— Вытащил у него из кармана ключи, освободил Бродерика от цепи, помог ему сунуть голову в петлю и повис у него на ногах, чтобы тот долго не мучился, — подхватил Барак.
— Именно так.
Барак устремил взгляд на угрюмое холодное море за кормой.
— Неужели Бродерик добровольно выбрал такую ужасную смерть? — пробормотал он. — Для этого требуется немало мужества.
— Мы уже имели случай убедиться в мужестве этого человека.
Проследив за взглядом Барака, я понял, о чем он думает. Свинцовые волны поглотили тело Бродерика, по морскому обычаю выброшенное за борт. На этом настоял капитан, утверждавший, что покойник на корабле приносит несчастье. Капитан произнес над мертвецом, завернутым в простыню, слова заупокойной молитвы, а затем бренные останки молодого мятежника, глухо ударившись о воду, навсегда исчезли в морской пучине.
— Значит, Бродерику помог умереть кто-то из пассажиров? — спросил Барак.
— Несомненно. Думаю, они были знакомы прежде.
— Вы подозреваете, именно неведомый помощник Бродерика огрел вас по голове в аббатстве Святой Марии?
— Скорее всего, так оно и есть.
Я вкратце передал Бараку свой последний разговор с Бродериком.
— Судя по всему, он знал, кто ударил меня и похитил документы. По крайней мере, он даже не счел нужным этого отрицать. Что до перемены в его настроении, она просто бросалась в глаза. Говорю вам, никогда еще он не был таким спокойным. Раньше, несмотря на всю его браваду, я ощущал, что он боится предстоящих ему мучений. Нынче же этот страх исчез. Думаю, он был уверен в том, что сумеет избежать пыток.
— Но у неведомого сообщника не было никакой возможности поговорить с заключенным. Солдаты и Редвинтер не оставляли его на ни минуту.
— Это единственная загадка, которую я пока не могу разрешить.
— А с Малеверером вы поделились своими предположениями?
— Лучше бы я этого не делал. Он лишь поднял меня на смех и заявил, что я тоже повредился в рассудке. Мои предположения ему не нужны, у него ведь уже есть козел отпущения. И он надеется, свалив всю вину на Редвинтера, выйти сухим из воды. Но скорее всего, надежды его не оправдаются. Слишком много просчетов он совершил: упустил сначала важные документы, затем заключенного, на показания которого рассчитывал сам король. Вряд ли он дождется за это похвалы, — усмехнулся я. — Несомненно, над его карьерой нависла серьезная угроза, и он сам это сознает. Впрочем, с его способностями головокружительной карьеры не сделаешь. Ум и проницательность необходимы даже вельможе, а в распоряжении Малеверера — только напор и грубость.
— Этим он отличается от лорда Кромвеля.
— Да, подобного сравнения он не выдерживает. Как я уже сказал, Малеверер — из тех, кто не видит дальше собственного носа.
Некоторое время мы оба молчали.
— А вам, значит, мои предположения тоже не представляются убедительными? — спросил я наконец.
— Сам не знаю, — пожал плечами Барак. — Если вы правы, подозревать можно любого из пассажиров. И даже любого из членов команды.
— Да, это мог сделать каждый, — кивнул я.
— Прошлым вечером, накануне смерти Бродерика, я видел на палубе Рича, — заметил я, немного помешкав. — Проходя мимо меня, он улыбнулся своей гнусной улыбкой, от которой мороз по коже пробирает.
— Но разве у Рича была причина убивать Бродерика? Зачем ему досаждать королю, лишая его возможности услышать откровения столь важного заговорщика?
— Им могли двигать соображения, о которых мы не имеем даже самого отдаленного понятия, — изрек я.
— Хорошо еще здесь нет этой старой карги, леди Рочфорд, — усмехнулся Барак. — А то и ее пришлось бы подозревать.
— А как же иначе, — согласился я.
Внезапная мысль заставила меня прикусить губу.
— На корабле есть человек, у которого была прекрасная возможность обсудить с Бродериком его намерения и помочь ему умереть, — пробормотал я. — Этот человек родом из Кента.
— Вы говорите о сержанте Ликоне? — В голосе Барака звучало откровенное изумление.
— Может статься, этот парень вовсе не так простодушен, как кажется. С тех пор как старый законник из Халла рассказал мне историю о Сесиль Невиль и лучнике, я все время думаю о том, как сложилась судьба этого малого по фамилии Блейбурн. Судя по всему, приехав из Франции, он вернулся на свою родину, в Кент. Возможно, у него была семья, жена и дети. Знали ли они о его прошлом? Я полагаю, признание, которое Блейбурн сделал на смертном одре, долгое время хранилось у его родных. И лишь перед самым восстанием документ доставили в Лондон, а потом в Йорк.
— Ну, и при чем здесь сержант Ликон? — возразил Барак. — Уж кто-кто, а он совершенно не похож на убийцу.
— Я и не говорю, что он убийца. Тот, кто ударил меня по голове, возможно, вовсе не собирался меня убивать. А Бродерик, как вы сами знаете, был давно одержим желанием лишить себя жизни. И тот, кто ему помог, лишь избавил осужденного на смерть от лишних мучений. Ликон вполне мог оглушить Редвинтера, помочь Бродерику повеситься и лишь затем отправиться к Малевереру. Что до пьяных солдат, не исключено, сержант сам подсунул им флягу с пивом.
— Вроде все сходится, — выдохнул Барак. — Но…
— Знаю, что вы хотите сказать. Этот славный парень совершенно не похож на заговорщика. Я тоже проникся к нему симпатией. И чувствовал свою вину перед ним и его родителями, которые лишились своей фермы не без моего участия. Я даже предложил ему добиться повторного рассмотрения тяжбы.
— А кто сейчас охраняет Редвинтера? — после недолгого раздумья спросил Барак. — Сержант Ликон?
— Да.
— Вам надо сообщить о своих подозрениях.
— Малеверер меня и слушать не станет, — возразил я. — Он уже нашел виноватого.
— И все же вы должны с ним поговорить.
— Может, вы и правы, — вздохнул я. — Но боюсь, чаша терпения Малеверера скоро переполнится и он обрушит на мою несчастную голову громы и молнии.
Некоторое время мы молча наблюдали за волнами, которые с шумом разбивались о борт, орошая палубу дождем брызг. Потом до нас донесся голос с высокой мачты: