Пожилая дама сразу перешла к делу.
— Прошу прощения, что отнимаю у вас время, сэр Но я хочу просить вас об одном одолжении. Два дня назад мы похоронили тело Орфан в церковном саду.
— Рад, что ее бедное тело наконец обрело покой.
— Я сама заплатила за погребение, но на могильную плиту у меня не хватило денег. Вот я и подумала, сэр. Учитывая ваше сочувствие к тому, что с ней произошло, не могли бы вы найти шиллинг на дешевенькое надгробие?
— А во сколько обойдется дорогое?
— Два шиллинга, сэр. Я распоряжусь, чтобы вам прислали расписку о получении.
Я отсчитал ей два шиллинга.
— К сожалению, вся моя миссия в последнее время сводится исключительно к подаяниям, — с горечью в голосе произнес я. — Тем не менее мне хотелось бы, чтобы у этой девушки было хорошее надгробие. Однако за мессу я платить отказываюсь.
— Орфан не нужны никакие мессы, — фыркнула госпожа Стамп. — Мертвым вообще наплевать на мессы. Ныне она уже обрела спасение в Господе.
— Вы говорите как истинная сторонница реформы, госпожа Стамп.
— А я таковой и являюсь, сэр. И весьма этим горжусь.
— Кстати говоря, — небрежно бросил я, — вы бывали когда-нибудь в Лондоне?
— Нет, сэр. — Она посмотрела на меня озадаченно. — Зато однажды я доехала до самого Уинчелси.
— И в Лондоне у вас нет никаких родственников.
— Вся моя родня живет в здешних краях.
— Я так и думал, — кивнул я в ответ. — Не волнуйтесь, госпожа Стамп.
Проводив ее, я наскоро попрощался с Копингером, у которого заметно поубавилось угодливости после того, как он узнал, что я не пользуюсь благосклонностью Кромвеля. Забрав у конюха Канцлера, я поскакал по утопающей в тумане тропинке в сторону монастыря.
Чем ближе я подъезжал к монастырю, тем теплее становился воздух. Сгущались сумерки, и Канцлер двигался осторожно, чтобы не поскользнуться на слякотной тропинке. Вокруг было тихо, если не считать журчания стекающих в болото ручейков тающего снега. Вскоре мне пришлось спешиться и вести коня рядом: я не хотел, чтобы Канцлер в темноте угодил в трясину. Вдалеке в тумане уже замаячила монастырская стена и горящий в сторожевом домике Багги тусклый свет. Привратник быстро отозвался на мой стук и вышел с факелом в руке.
— Наконец-таки вы вернулись, сэр. В такую ночь опасно ездить верхом.
— Я очень торопился.
— Я ввел коня в ворота.
Прибыл ли посыльный с сообщением для меня?
— Нет, пока никого не было.
— Вот проклятье! Я жду человека из Лондона. Как только он появится, сразу же мне сообщите. Не важно когда, будь то ночью или днем.
— Хорошо, сэр. Будет сделано.
— И вот еще что. Прежде чем вы получите от меня дальнейшие распоряжения, ни один человек — слышите, ни один — не должен покидать стен монастыря. Вы меня поняли? Если кому-нибудь вздумается уехать, немедленно посылайте за мной.
Он подозрительно на меня посмотрел.
— Это приказ, сэр?
— Да, — вздохнул я. — Не случилось ли за эти несколько дней каких-нибудь происшествий, Багги? Все ли живы и здоровы? Как дела у господина Марка?
— Все живы и здоровы, сэр. А господин Марк сейчас в доме аббата. — Он внимательно посмотрел на меня, и в свете факела я заметил странный блеск его глаз. — Но зато кое-кого мы не досчитались.
— Это что еще значит? Только не надо со мной говорить загадками.
— Я имею в виду брата Джерома. Вчера он вышел из кельи. И исчез.
— Вы хотите сказать, сбежал?
Багги невесело рассмеялся.
— Этот тип далеко не убежит. Он даже не появлялся у моих ворот. Очевидно, прячется где-то в окрестностях монастыря. Уверен, приор скоро его найдет.
— Господи Боже мой, его надо взять живым! — воскликнул с досадой я.
У меня из-под носа ускользнула возможность допросить единственного свидетеля, который, возможно, видел посетителей, приходивших к Марку Смитону накануне казни. Мне оставалось уповать только на вести из Лондона.
— Знаю, сэр. Но теперь все делается не так, как надо. Служка, приставленный к нему, позабыл закрыть на замок дверь. Понимаете, сэр, убийство брата Габриеля стало для всех нас последней каплей. Мы все здесь насмерть перепуганы. И к тому же повсюду ходят слухи, что нас скоро закроют.
— В самом деле?
— Ну да. А разве не так, сэр? Все к тому идет, если учесть случившиеся за последнее время убийства. К тому же поговаривают, будто король прибирает к себе монастырские земли. А вы что на все это скажете, сэр?
— Помилуйте, Багги. Неужто вы в самом деле считаете, что я буду с вами обсуждать дела политической важности?
Вид у него был явно уязвленный.
— Прошу прощения за мою дерзость, сэр. Но… — запнулся он.
— Ну?
— Люди толкуют, будто монахам после закрытия монастыря будет начислено денежное содержание, а служки будут выброшены на дорогу. Мне уже без малого шестьдесят, сэр. У меня нет ни семьи, ни лавки. А в Скарнси работы не найти.
— Меня не интересуют всякие сплетни, Багги, — мягко ответил я. — Скажите, ваш помощник здесь?
— Дэвид? Да.
— Попросите, чтобы он отвел моего коня в конюшню. Для начала я зайду к аббату.
Я проводил взглядом юношу, который осторожно повел Канцлера по скользкому снегу в конюшню. Мне припомнился наш последний разговор с Кромвелем. В самом деле, Багги наравне с прочими работниками монастыря останется не у дел, будет пущен по миру, если не найдет себе другой работы. Я вспомнил тот день, когда ездил в приют для бедных и видел, как нищие, нанятые на временную работу, расчищали дорогу от снега. Хотя я не питал к Багги особой симпатии, но видеть его, лишенного всяческих проявлений собственного превосходства, рядом с ними мне бы не хотелось. Думаю, он не вынес бы и нескольких месяцев такой жизни.
Я ходил взад-вперед, сжимая в руке меч Джона Смитона, когда возле стены среди тумана явственно обозначился чей-то силуэт.
— Кто это? — резко выкрикнул я.
Брат Гай сделал шаг вперед. На голове у него был капюшон, надетый так глубоко, что лица почти не было видно.
— А, это вы, господин Шардлейк. Уже вернулись, — произнес он со свойственным ему акцентом.
— Что вы делаете тут в темноте?
— Вышел подышать свежим воздухом. Весь день мне пришлось провести у постели старого брата Пола. Бедняга умер час назад. — Он перекрестился.
— Мне очень жаль.
— Настал его час. Под конец он как будто впал в детство. Заговорил о гражданских войнах прошлого века, Йорке и Ланкастере. Говорил, что видел старого короля Генриха Шестого, который, дескать, бродил по улицам Лондона во времена своей реставрации и нес какую-то чепуху.