Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Саммерскейл cтр.№ 81

Нет ничего удивительного в том, что Уильям был «подавлен» смертью брата. Уичеру же и впрямь должна была показаться «специфической» форма проявления этой подавленности — самопоглощенность, чувство леденящей кровь вины или страх. Уичер ясно обозначил варианты: либо Констанс обезумела и убила Сэвила в одиночку, либо была в своем уме и убила брата при содействии Уильяма. С самого начала Уичер заподозрил, что Уильям и Констанс задумали и осуществили убийство вместе. Ко времени отъезда из дома на Роуд-Хилл он был почти уверен в этом.

Уичер считал, что план убийства разработала Констанс, как более старшая, импульсивная и решительная из них двоих, но осуществила задуманное ради брата и с его помощью. У Уильяма же был для убийства более ясный мотив: Сэвил занял его место родительского любимца, и отец часто ставил младшего брата ему в пример. Если убийство они задумали осуществить вдвоем, то нет ничего удивительного в том, что план удался. Двое детей, одинокие, отверженные, вполне могли обитать в мире фантазий, каждый в своем, а прочность ему придавала вера друг в друга; оба вполне могли убедить себя, что защищают себя и умершую мать. А решимость укреплялась уверенностью, что друг друга они никогда не предадут.

Вполне вероятно, что Сэмюел Кент навел подозрения полиции на Констанс, чтобы оградить от них сына. Возможно, теми же соображениями он руководствовался, расписывая историю бегства детей в Бат с такими подробностями, чтобы Степлтон, которому он ее поведал, понял, насколько чувствителен мальчик и насколько тверда характером девочка. Уильяма во время расследования нередко исключали из числа подозреваемых именно ввиду кротости нрава. Однако Уичер допускал, что тот способен принять участие в убийстве. Точно так же и газетные статьи, посвященные батской эскападе, убеждают, что мальчик обладал сильной волей и изобретательностью; это, собственно, только подтвердила вся его последующая жизнь.

В ходе расследования убийства Сэвила часто высказывалось предположение, что в преступлении были замешаны двое. Если Уильям действительно помогал Констанс, это объясняет, каким образом было расправлено постельное белье, когда мальчика выносили из детской, как его заставили молчать, когда открывали двери и окна, как уничтожались вещественные доказательства. Что касается бритвы, то, возможно, Констанс упомянула ее в своем признании, потому что только ею и пользовалась, в то время как Уильям орудовал ножом. Автор сиднейского письма всячески избегает упоминания убийства как такового — возможно, потому, что не удалось найти объяснения, которое исключило бы наличие сообщника.

В некоторых беллетристических сочинениях, сюжетно основанных на данном деле, намекается на возможность того, что Констанс и Уильям все еще что-то скрывают. В «Лунном камне» героиня выводит из-под удара любимого человека, навлекая подозрения на себя саму. У пускающихся в бега брата и сестры из «Тайны Эдвина Друда» общее темное прошлое. Загадка «Поворота винта» лежит в молчании детей, брата и сестры, которых связывает общая тайна. [134]

Независимо от того, выступал ли Уильям сообщником или просто был посвящен в замысел, Констанс неизменно старалась его выгородить. В признании четко и ясно говорится, что преступление совершено «в одиночку и без чьего-либо содействия». Адвокату Констанс говорила, что отказывается ссылаться на невменяемость именно для того, чтобы не бросать тень на брата, и точно таким же образом она выстраивает свой рассказ о преступлении и его мотивах. Имя Уильяма в нем не фигурирует. Школьным приятельницам Констанс жаловалась на то, что Сэмюел и Мэри ее третируют — унизительными сравнениями с Сэвилом, понуждениями возить детскую коляску по деревне, — но в 1865 году об этом не было сказано ни слова. Об отце и мачехе Констанс говорила так: «Я никогда не держала на них зла за дурное обращение со мной». То есть не должно было возникнуть и малейшего сомнения в том, что она могла «держать зло» за дурное обращение с кем-нибудь еще. В конце концов, разгадку тайны убийства Сэвила Кента можно искать в самих умолчаниях Констанс, особенно в нежелании говорить о любимом брате.

Констанс призналась в содеянном за год до совершеннолетия Уильяма, когда он должен был получить тысячу фунтов, завещанных ему матерью. Он рассчитывал потратить эти деньги на занятия наукой, но этому все еще препятствовала неопределенность и окружавшая его семью атмосфера подозрительности. Вот Констанс и предпочла погрузиться во тьму сама, рассеяв тем самым тучи над головой брата. Ее покаяние принесло Уильяму свободу, открыло ему путь в будущее.

Третья глава книги Джозефа Степлтона об убийстве в доме на Роуд-Хилл посвящена вскрытию тела Сэвила Кента. В ряду иных медицинских заключений выделяется сделанное в характерных для этого автора несколько выспренних выражениях описание двух ран на левой руке мальчика:

Но на руке — левой руке, этой точеной ручке, безжизненно свисающей с тела, которое, даже и будучи изуродованным, могло бы стать образцом или моделью для скульптора, — виднеются два небольших пореза: один проникает до самой кости, другой представляет собой просто царапину на костяшке указательного пальца.

Комментарий Степлтона к этим словам неожиданно вновь надолго выдвигает Сэвила на авансцену событий. По характеру и расположению ран врач заключает, что непосредственно перед убийством ребенок проснулся и вскинул левую руку, чтобы защититься от ножа, направленного к его горлу; нож полоснул по суставу пальца; он вновь, на сей раз медленнее, поднял руку, и лезвие, перед тем как вонзиться в горло, рассекло палец. [135]

В рамках этой картины внезапно возникает образ Сэвила: вот он просыпается и видит убийцу, видит приближающуюся смерть. Этот фрагмент книги Степлтона внезапно напомнил мне, что мальчик жил, потому что, разворачивая историю его убийства, я совершенно забыла о нем самом.

Быть может, в том и состоит цель детективного расследования, чтобы — как в жизни, так и в литературе, — эмоции, ужас и страдания воплотить в загадку, а затем благополучно решить ее и жить дальше. «Детектив, — заметил в 1949 году Реймонд Чандлер, — это трагедия со счастливым концом». Детектив как литературное произведение начинается с убийства и кончается освобождением от него. Он избавляет нас от чувства вины, неопределенности и удаляет от нас смерть.