В яму хлынула мутная жидкость.
Вряд ли кто-то поразился больше меня.
Под удивленные возгласы бандитов веревка опустилась еще немного, и мои волосы окунулись в зловонную смесь сточной и морской воды. Неужели здесь проходит яффская клоака? Я в отчаянии зажмурился, ожидая, что извивающиеся твари впрыснут свой яд мне в нос, уши или глаза. Но шипение вдруг стало заметно тише.
Я приоткрыл глаза. Змеи ползли по бортам ямы, убегая от вонючего потока. Очевидно, мне подбросили пустынных змей и их не порадовала вырвавшаяся из трубы жидкая мерзость так же, как меня.
Веревка опять дернулась, и теперь уже мой лоб погрузился в грязную клоаку. Клянусь долларом Гамильтона,
[16]
неужели я избежал змеиного яда только для того, чтобы захлебнуться нечистотами?
— Грааль! — заорал я. — Я знаю, где спрятан Грааль!
Услышав этот вопль, Нажак отдал приказ, и меня начали медленно вытаскивать из ямы.
Арабы подняли шум, крича, что это электрическое чудо, а я колдун, превративший песок в воду. Нажак с недоверием поглядывал на зажатую у меня в руках лопату. Яма внизу продолжала наполняться, змеи пытались забраться наверх, но падали обратно.
Моя голова уже поднялась над землей, привязанное за ноги тело раскачивалось, как мясная туша на крюке.
— Повтори-ка, что ты там сказал? — потребовал Нажак.
— Грааль, — вяло выдохнул я. — Святой Грааль. А теперь, умоляю, пристрели меня.
И конечно же, ему самому этого хотелось. Но вдруг Бонапарт сочтет мое признание очень важным? Раздумья Нажака прервал грозный гул, стремительно выросший до яростного рева, — французская армия начала атаку.
ГЛАВА 11
Зверство невозможно оправдать, но иногда оно объяснимо. Войска Бонапарта боролись с собственным разочарованием с тех самых пор, как высадились в Египте прошлым летом. Одуряющая жара, бедность и враждебность населения — все стало потрясением. Французы ожидали, что их будут приветствовать как республиканских спасителей, несущих дары просвещения. Вместе этого им оказывали упорное сопротивление, сочтя неверными и безбожниками, а остатки скрывавшихся в пустынях мамелюкских отрядов до сих пор вели партизанскую войну. Гарнизоны в деревнях жили под постоянной угрозой быть отравленными днем или зарезанными под прикрытием ночи. На все это Наполеон ответил продолжением похода и отправился покорять Палестину.
В Газе французов встретил неожиданно ожесточенный отпор. Ранее турецких пленных отпустили, взяв с них обещание сохранять нейтралитет, но в подзорные трубы офицеры увидели, что им противостоят их бывшие пленники, примкнувшие к защитникам стен Яффы. В Европе такую ситуацию сочли бы вопиющим нарушением правил ведения войны. Однако даже это могло бы не вызвать последующей массовой бойни.
Неукротимую всеобщую ярость вызвали действия турецкого военачальника Ага Абдаллы — в ответ на предложение Наполеона обсудить условия сдачи города он казнил двух французских послов и выставил их насаженные на кол головы на всеобщее обозрение.
С безрассудной гордостью мусульмане рассчитывали на численное превосходство. Французская армия протестующе взревела, подобно разъяренному льву.
Теперь о жалости уже не могло быть и речи. Артиллерийская атака началась через считанные минуты. Воздух взорвал грохот и свист пушечных ядер, взметались к небесам клубы земли и обломки городских зданий. Поначалу войска ликовали при каждом удачном попадании, но за долгие часы бомбардировки сокрушение обороны Яффы превратилось в монотонную работу. С востока и севера орудия выдавали по залпу через каждые шесть минут. А с южной стороны, где пушечные жерла нацелились на город через ущелье, покрытое густой растительностью, которая могла служить хорошим прикрытием для будущей атаки, выстрелы слышались каждые три минуты, и в крепостных стенах постепенно расширялись бреши. Оттоманская артиллерия вела ответный огонь, но из устаревших орудий и неумелыми канонирами.
Нажак помедлил, убедившись, что все его змеи утонули, потом приковал меня к стволу апельсинового дерева, а сам пошел наблюдать за обстрелом и обдумывать сказанные мной слова. Ему не хотелось пропустить столь впечатляющую своими жертвами битву, но я подумал, что он найдет минуту, чтобы доложить Бонапарту о моей болтовне насчет Святого Грааля. Сгустились сумерки, в Яффе замелькали огни, а я все торчал под деревом, томимый голодом и жаждой, и слушал однообразный грохот пушек. Этот гром меня в итоге и убаюкал.
На рассвете в южной стене образовалась большая брешь. Многие похожие на свадебный пирог белые дома были обезображены черными дырами, Яффа прикрывалась уже лишь дымовой завесой. Прицельный огонь французов отличался почти хирургической точностью, и проломы в стенах неуклонно увеличивались. Я заметил множество использованных ядер, они чернели, точно изюм в тесте, в грудах обломков под крепостными стенами. Вскоре к ущелью направились два гренадерских отряда и саперное подразделение, тащившее взрывчатку. К штурму готовились и другие отряды.
Нажак развязал меня.
— Пошли к Бонапарту. Если ему не понравятся ваши откровения, то вы сдохнете.
Наполеон стоял в окружении офицеров, уступая всем в росте, но превосходя всех по масштабу личности, и сопровождал свои приказы резкими жестами. Заполонившие ущелье гренадеры отсалютовали, достигнув проломленных стен Яффы. Оттоманские пушечные ядра с грохотом врезались в заросли, сотрясая листву, как рыскающие медведи. Пехотинцы не обращали внимания на эту неточную стрельбу и ливень пуль, срезающих листья.
— Посмотрим, чьи головы в итоге насадят на кол! — крикнул один сержант, когда очередной отряд, примкнув штыки, протопал в сторону крепости.
Бонапарт мрачно улыбнулся.
Старшие офицеры пока не замечали нас, но, когда первые отряды двинулись на штурм, Наполеон резко переключил свое внимание на меня, словно желал заполнить чем-то тревожное время ожидания исхода операции. Вышедшие из ущелья гренадеры, паля из мушкетов, бросились в пролом, но он даже не оглянулся.
— Итак, месье Гейдж, насколько я понял, вы теперь творите чудеса, извлекая воды из камней и заговаривая змей?
— Я обнаружил старый трубопровод.
— И Святой Грааль, насколько я понял.
— Генерал, — вздохнув, сказал я, — именно его я искал в пирамидах, и именно им стремится завладеть граф Алессандро Силано вместе с его еретической масонской ложей, чтобы погубить всех нас. И Нажак тоже заодно с этими мерзавцами, ведь они…
— Месье Гейдж, я очень долго терпел ваши невнятные речи и не помню, чтобы вы принесли нам какую-то ощутимую пользу. Если вы еще не забыли, я предложил вам сотрудничество, предложил участвовать в переделке этого мира на основе идей наших двух революций — французской и американской. Но вы сбежали на воздушном шаре, разве я не прав?