Они полгода не видались почти; и в том
возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в
друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они
сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего
свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
— Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие,
свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, — говорил Ростов
с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками,
указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка-немка высунулась из двери на громкий
голос Ростова.
— Что, хорошенькая? — сказал он, подмигнув.
— Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, —
сказал Борис. — А я тебя не ждал нынче, — прибавил он. — Я вчера, только отдал
тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского — Болконского. Я не
думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? —
спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому
Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою
подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
— Как видишь, — сказал он.
— Вот как, да, да! — улыбаясь, сказал Борис, —
а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал
при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за
приемы были, что за обеды, балы — я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень
милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу — один
о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы
под командою высокопоставленных лиц и т. п.
— О гвардия! — сказал Ростов. — А вот что,
пошли-ка за вином.
Борис поморщился.
— Ежели непременно хочешь, — сказал он.
И, подойдя к кровати, из-под чистых подушек
достал кошелек и велел принести вина.
— Да, и тебе отдать деньги и письмо, —
прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги,
облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и
злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
— Однако денег вам порядочно прислали, —
сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. — Вот мы так и
жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
— Вот что, Берг милый мой, — сказал Ростов, —
когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого
вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать
вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда-нибудь, куда-нибудь… к чорту! —
крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо,
видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: — вы знаете, не
сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
— Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, —
сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
— Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, —
прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки,
сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и,
убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой
вышел из комнаты.
— Ах, какая я скотина, однако! — проговорил
Ростов, читая письмо.
— А что?
— Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не
писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, — повторил он, вдруг покраснев. —
Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! — сказал он…
В письмах родных было вложено еще
рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны,
через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по
назначению и им воспользоваться.
— Вот глупости! Очень мне нужно, — сказал
Ростов, бросая письмо под стол.
— Зачем ты это бросил? — спросил Борис.
— Письмо какое-то рекомендательное, чорта ли
мне в письме!
— Как чорта ли в письме? — поднимая и читая
надпись, сказал Борис. — Письмо это очень нужное для тебя.
— Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к
кому не пойду.
— Отчего же? — спросил Борис.
— Лакейская должность!
— Ты всё такой же мечтатель, я вижу, —
покачивая головой, сказал Борис.
— А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том
дело… Ну, ты что? — спросил Ростов.
— Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо;
но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
— Зачем?
— Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной
службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
— Да, вот как! — сказал Ростов, видимо думая о
другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза
своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого-то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
— Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? —
сказал Борис. — Он выпьет с тобою, а я не могу.
— Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? — сказал
Ростов с презрительной улыбкой.
— Он очень, очень хороший, честный и приятный
человек, — сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза
Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя
офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как
их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках
их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как
и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов
о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему
удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за
неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий
князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты —
была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного
командира.