Деревянный ключ - читать онлайн книгу. Автор: Тони Барлам cтр.№ 55

Вот и теперь, вглядываясь в новый кумир, Марко опять уверялся в истинности того детского откровения — ведь все развратные женщины, с которыми он сталкивался в жизни, несли на челе некую печать обреченности, ланиты их, даже самые свежие, были словно тронуты могильным тлением, а глаза выражали у всех одно и то же — тупую коровью покорность, алчность и притворную страстность. Лик Тары, напротив, дышал благородством, высокий лоб свидетельствовал о недюжинном уме, очи сияли задорно и без всякой белладонны, а красиво очерченные губы, сочные и яркие от природы, говорили о неподдельной чувственности и твердом характере. Словом, ни одна линия тела, ни совершенное движение или произнесенный звук не допускали и тени подозрения в распутстве и нечестии, и если бы Марко не знал доподлинно, что пред ним блудница, он никогда бы в это не поверил. Да и даже зная о том, он игнорировал уколы ревности, чреватые давнишним недугом, и старался утвердиться в убеждении, что вся грязь мира неспособна нарушить непорочную чистоту его возлюбленной.

Увлеченный бурным потоком воспоминаний и раздумий, Марко на мгновение утратил бдительность и не заметил, как встретился взглядом с Тарой. И хотя в ее глазах не было и намека на насмешку или иронию, но лишь искренний интерес и теплота, опаленное накануне лицо юноши болезненно вспыхнуло, и он в смятении отвернулся, подумав про себя: «Как мне выстоять между всех этих огней, Господи? И ежели Ты за грехи мои низринул меня в пекло, зачем насадил райский сад в сердце моем?»

Тем временем Дэвадан очнулся от собственных мыслей и заговорил вновь:

— Итак, я предположил, что тебе не терпится узнать о своей причастности к моему повествованию. Я прав? — Старец обнажил в улыбке зубы, способные потягаться в белизне с его бородой.

Марко поспешно кивнул, потом спохватился и громко ответил:

— Да, ты прав.

— Что ж, слушай.

Барабассо весь подобрался — хоть он и знал греческий, но все ж разговорный язык был ему менее близок, чем письменный, и в голове его уже не осталось места ни романтическим, ни каким иным мыслям. А Дэвадан возвел незрячие очи и слегка нараспев — ни дать ни взять Гомер — заговорил только что не стихами:

— Сказав Соломону, что не смогу выполнить его просьбу, я слукавил. Задача, будучи чрезвычайно сложною, невыполнимою не была. Я не то чтобы сомневался в своих силах, но хотел уберечь репутацию на случай возможного промаха. К тому же я был не на шутку заинтригован и желал во что бы то ни стало узнать о Золотом Ключе как можно больше. Другими словами — набивал себе цену. Мой мудрый и хитроумный собеседник это понимал, как понимал и то, что без моей помощи ему действительно не обойтись. И после недолгого колебания решился посвятить меня во все подробности. Первым делом он рассказал мне о предсказании. В нем говорилось, как ты уже слышал, что через двенадцать веков от рождения распятого Мессии в Новый Вавилон, самую великую столицу мира, явится его преемник — прекрасный белокурый и голубоглазый юноша из рода Давидова, обрезанный по обычаю предков, но не знающий ни обычая сего, ни даже имени своего, наследник иудейского престола, способный исцелять одним своим прикосновением, как и положено истинному царю. На груди он будет нести свое имя и знак праведности. Соломон пояснил, что знак по-еврейски — tav, и слово это может быть прочтено и как «буква», и даже как «нота». Но tav — это еще и буква, которая в древние времена писалась в виде креста. А далее в пророчестве было сказано, что первым деянием Мессии по пришествии в Новый Вавилон будет спасение Великой Блудницы.

Дэвадан сделал многозначительную паузу, а Тара тихо, но твердо произнесла:

— Вот узнавши о том от отца, я и решила ею стать.

28 января 1161 года

Константинополь

— … Это все, что касается предсказания, — сказал Соломон. Подумал и добавил: — Саадия Гаон утверждал, что по его подсчетам Мессия придет либо в четыре тысячи девятьсот десятом году по еврейскому летосчислению, или в шесть тысяч шестьсот пятьдесят восьмом — по византийскому, то есть двенадцать лет тому назад, либо через сто двадцать восемь лет. Упомянутый мною выдающийся математик и астроном Авраам бар Хия указывал на конец века нынешнего, и ему я склонен верить больше…

— Погоди, погоди, — удивленно перебил его Дэвадан, — но ты же говорил, что не можешь обратиться к соплеменникам, а они, как я вижу, и сами вовсе не против узнать срок пришествия!

— Увы, большинством раббанитов вычисления такого рода, мягко говоря, не приветствуются, а скромный философ, твой покорный слуга, да и никто другой из ныне здравствующих, впрочем, не имеет того безоговорочного авторитета, что позволил бы ими открыто заниматься… Итак, я говорил, что многие из наших мудрецов предполагали пришествие Мессии в этом столетии…

— А еще, мне помнится, ты говорил что-то о тайне Золотого Ключа, — воспользовавшись заминкой гостя, ввернул Дэвадан.

Рабби потер свой выдающийся нос, пару раз вздохнул и наконец выдавил из себя:

— Хорошо, хорошо, я расскажу тебе все, что знаю сам, раз обещал… Предупреждаю — этот рассказ не из коротких. Но прежде… — Он замялся и снова затеребил кончик носа.

— Что прежде? Хочешь связать меня какой-нибудь страшной клятвой? Предупреждаю, — в тон медику иронически отозвался Дэвадан, — я не признаю клятв, а даже если бы и признавал, у меня все равно нет ничего святого, чем я мог бы поклясться.

— Нет-нет! — поспешно вскинул повлажневшие ладони Соломон. — Что ты! У нас, иудеев, клятвы не в ходу! Что клятва? Пустое сотрясение воздуха, ежели исходит от человека нечестного, а правдивому и так верят. Нет, я хотел попросить у тебя… чего-нибудь съестного. Видишь ли, я с раннего утра работаю при дворе. Ты же знаешь, я лечу всех от василевса до последнего из его конюхов, затем обхожу больницы, а дома меня уже ждут другие пациенты, так что мне приходится просить у них прощения за ожидание, ведь время перед приемом — единственная возможность для трапезы. Нынче же, дабы выкроить несколько часов для разговора с тобой, я вынужден был отказаться от еды… И вот уже чувствую приближение сильнейшей головной боли…

— О! Я буду счастлив разделить с тобою свой ужин! — воскликнул Дэвадан. — Правда, боюсь, что он покажется тебе более чем скромным. Я вовсе не ем убоины, кроме рыбы иногда… Но сегодня у меня только лепешки и кое-какие овощи.

— А это как раз очень хорошо, — радостно перебил его лекарь. — Во-первых, я и сам крайне воздержан в пище, а во-вторых, на столе для меня не будет ничего запретного.

Накрывая на стол, хозяин спросил с добродушным ехидством:

— Отчего же ты, рабби, подвергающий, по твоим собственным словам, сомнению догматы веры, так страшишься нарушить одну мелкую заповедь?

— Единственный догмат, который я готов признать, — серьезно ответил Соломон, — это абсолютная вера во все, что написано в Торе. А значит, для меня в ней нет более и менее важных заповедей. А еще в Торе ни разу не говорится «верь!», но только «делай!» или «не делай!» А это, по моему разумению, означает, что, лишь добровольно принимая на себя исполнение всех законов и предписаний, можно рано или поздно прийти к постижению главного смысла Книги. Ежели же нечто из прочитанного в ней вступает в противоречие с научным опытом, это свидетельствует лишь о том, что истинный смысл того или другого пока ускользает от моего понимания. Впрочем, не думаю, что тебя и впрямь занимают подобные тонкости. Мне нужно омыть руки — где я могу это сделать?