Нет худа без добра. Никогда еще Джеральдом не было так легко управлять. Новость о том, что я ношу ребенка, выбила из его головы все мысли о Грейс. Значит, мне придется выйти замуж, чтобы придать рождению ребенка законность. Джеймс Гиллеспи неутомим в своих ухаживаниях, так что женится на мне хоть завтра, если я соглашусь. Отец утверждает, что Джеймс гомосексуалист и ему нужна жена, чтобы отвести от себя подозрения. Так как мне нужен муж по той же причине, то, думаю, я смогу его вытерпеть несколько месяцев до рождения ребенка.
Я попросила отца не переживать (этот глупец не способен действовать самостоятельно) и позволить нам с Джеймсом занять его лондонскую квартиру. Как только ребенок родится, я вернусь домой. Отец будет оставаться на ночь в клубе в тех редких – теперь очень редких – случаях, когда он достаточно трезв, чтобы посещать дебаты в парламенте. Сегодня он опятьутирал пьяные слезы, приговаривая, что я ненормальная, что он якобы хотел, чтобы я всего лишь была добра к Джеральду и сделала его счастливым.
Но секс для Джеральда открыла Грейс, а не я, отец прекрасно это знает. И каким образом я должна была делать сексуально активного сумасшедшего счастливым? Играя с ним в бридж? Обсуждая Платона? Господи, как же я презираю мужчин! Может, я и в самом деле ненормальная...
ГЛАВА 18
Джонс нетерпеливо барабанил пальцами по столу.
– Вы сказали сержанту, что в ночь убийства миссис Гиллеспи находились в Стратфорде с некой актрисой. Вы сказали неправду. Мы проверили. По словам мисс Беннедикт, – он сверился со своими записями, – она скорее увидит вас в аду, чем позволит к ней приблизиться.
– Это правда. – Джек мило улыбнулся. – Ей не понравился портрет, который я нарисовал. С тех пор она держит на меня обиду.
– Тогда почему вы сказали, что были у нее?
– Потому что еще раньше я сказал Саре, что находился именно там, а она слушала, когда сержант меня спрашивал.
Чарли нахмурился, но не стал уточнять.
– Где же вы тогда были, если не в Стратфорде?
– В Челтнеме. – Джек сцепил руки на затылке и уставился в потолок.
– Вы можете это доказать?
– Да. – Он продиктовал телефонный номер. – Это дом отца Сары. Он подтвердит, что я находился там с шести вечера пятницы до полудня воскресенья. Мировой судья врать не станет.
– Что вы там делали?
– Я поехал наугад, надеясь, что он предоставит мне доказательства, что Сара не может быть дочерью Матильды. Я знал, что могу ему доверять и что тесть не станет ни о чем болтать. Обратись я к ее матери, она в то же мгновение бросилась бы звонить Саре. Тайна была бы раскрыта, потому что Сара тут же потребовала бы объяснений – зачем мне нужно знать, не удочерили ли ее. По той же причине я не стал говорить, что ездил к ее отцу, а наплел о выходных у Салли, чтобы пустить ее по ложному следу. – Он вдруг резко опечалился. – Признаюсь, не самый умный мой поступок.
Чарли пропустил последние слова мимо ушей.
– Ее отец представил вам доказательство?
– Нет. Он сказал, что мне следует поговорить с ее матерью. Я собирался поехать к ним в следующие выходные, но к понедельнику Матильда уже была мертва, и моя поездка потеряла смысл.
– И вы до сих пор ничего не сказали своей жене?
– Нет.
– Почему?
– Я дал слово Матильде. Если бы она хотела, чтобы Сара узнала, она сама бы обо всем рассказала на видеозаписи.
– У вас есть предположения, почему она этого не сделала? Джек пожал плечами:
– Вероятно, потому, что не собиралась этого рассказывать. Матильда хранила слишком много секретов, которые бы раскрылись, заяви она, что Сара ее дочь. И она была права. Только посмотрите, что уже накопал Томми.
– Ее тайны в любом случае были бы раскрыты. Люди начали бы задавать вопросы, как только узнали, кому она оставила свои деньги.
– Матильда же не ожидала, что их начнет задавать полиция, так как она не предполагала, что ее убьют. И сделала все возможное, чтобы предостеречь Джоанну и Рут от опротестования завещания, оставив достаточно намеков об их поведении. Этим она облегчила бы задачу адвокату Сары, если бы дело дошло до суда.
Купер, сидевший позади Джека, вернулся к жизни.
– Но ведь пленка полна лжи, особенно когда дело касается ее дяди и мужа. Миссис Гиллеспи утверждает, что она была жертвой их обоих, однако слова миссис Марриотт доказывают обратное. Она описывает женщину, которая пошла на шантаж и убийство, когда ей это потребовалось. Так кто же прав?
Джек развернулся, чтобы посмотреть на детектива.
– Не знаю. Может, обе. Она не первая жертва, которая решила отомстить.
– А как быть со слабоумием ее дяди? На пленке она описывает его как пьяницу и подонка, который изнасиловал ее в тринадцать лет. Миссис Марриотт, напротив, утверждает, что Джеральд Кавендиш был очень жалким типом. Объясните нам.
– Не могу. Матильда никогда не заводила разговора на эту тему. Я знаю только, что она очень мучилась от своей неспособности любить. Когда же я показал ей портрет, где ее мучения предстали в виде «уздечки для сварливых», она разрыдалась и сказала, что я единственный, кто проявил к ней каплю сочувствия. Я тогда решил, что был единственным, кто увидел в ней жертву, но могу ошибаться. Вам нужно самим догадаться.
– Нам не пришлось бы догадываться, если бы мы нашли дневники, – сказал Купер.
Джек ничего не ответил, и комната погрузилась в тишину, нарушаемую только шумом магнитофонной ленты. По крайней мере двое из присутствовавших находились в полном замешательстве. Джонс, который шел на допрос в уверенности, что Джек Блейкни проведет сегодняшнюю ночь в камере, становился жертвой тех же двойственных чувств, которые испытывал к этому человеку Купер.
– Зачем вы сказали миссис Лассель сегодня утром, что убили ее мать, если у вас есть алиби на ночь убийства? – наконец спросил инспектор, перелистывая бумаги.
– Я не говорил.
– В показаниях она утверждает, что говорили. – Это не так.
– Она говорит, что так.
– Она говорит то, во что верит. Это совершенно другое.
Джонс на мгновение задумался. У него возникло неприятное предчувствие, что он получит примерно такой же ответ и на следующий вопрос.
– Почему вы пытались убить миссис Лассель?
– Я не пытался.
– Вот ее слова, цитирую: «Джек Блейкни прижал меня к стене и начал душить. Если бы не вмешалась Вайолет он бы меня убил». Она лжет?
– Нет. Она говорит то, во что верит.
– И это неправда?
– Да.
– Вы не пытались задушить ее?