Протероу ответил, не колеблясь:
— Оба. Стефани просто прислала мне копию всех своих записей, которые она вела в то время. А ваш отец предупредил меня об этом сразу, как только вы поступили в клинику.
— Так вы с ним встречались?
— Нет. Мы разговаривали по телефону.
Джинкс понимающе кивнула:
— Именно так он всегда и делает свои дела. Все технические новинки, особенно безликий и бездушный факс, были изобретены специально для Адама. Он понимает, как это устрашающе: общаться с тем, кого никогда не видишь и даже не слышишь. На вашем месте я взяла бы этот метод на вооружение.
— Зачем?
— Просто так.
— Мистер Кингсли показался мне достаточно милым человеком и заботливым отцом.
Джинкс улыбнулась каким-то своим мыслям, и доктор в этот момент подумал о том, сознает ли эта женщина, насколько соблазнительна ее улыбка. Как личность, Джинкс была обворожительна и восхитительна. Сейчас она явно решила сделать все возможное, чтобы Алан не встречался с ее отцом. Причем использовала для этого самый изощренный способ — через косвенные намеки, не прибегая ни к каким конкретным фактам. Через личную симпатию, а не честность и искренность. Было что-то очень привлекательное в сочетании ее острого язвительного ума и физической слабости. Особенно для доктора Протероу, хотя сама пациентка, может быть, и не сознавала этого.
— Таким заботливым, что ни разу не соизволил навестить меня, — напомнила Джинкс.
— Тогда позвоните ему и выясните, почему так получилось, — предложил Алан.
Но она отрицательно помотала головой:
— Мы с Адамом никогда не задаем друг другу личных вопросов, доктор Протероу.
— Тем не менее, вы всегда называете его исключительно «Адам». Я полагаю, это означает, что вы считаете себя равными.
Но именно это она не намерена была обсуждать.
— Мы, кажется, говорили о моей предполагаемой депрессии, — резким тоном заметила женщина. — Рабочим словом будет именно «предполагаемой».
Но он сделал вид, что не обратил внимания на изменение ее настроения:
— Вы хотели узнать, кто конкретно — Адам или Стефани — рассказали мне о вашей депрессии, которая выразилась в голодании. И я ответил, что оба. Итак, продолжим именно с этого места?
— Совсем наоборот. Депрессия возникла как раз из-за того, что я перестала есть. Поэтому, когда меня привезли в больницу и начали кормить, я сразу почувствовала себя лучше.
Доктор имел другое мнение. Он считал, что улучшение настроения произошло из-за антидепрессантов, которыми ее пичкали, но решил не начинать спора:
— А вы сами отдавали себе отчет в том, почему вы перестали питаться?
— Да.
Он выждал несколько секунд и спросил:
— И вы мне об этом расскажете?
— Возможно. Если вы, в свою очередь, поведаете мне о том, что написала Стефани в своих отчетах.
Доктор прекрасно понимал, что эта женщина не согласится ни на что, кроме правды. А вот поверит ли она в то, что все, рассказанное им, правда, — уже другой вопрос.
— Все записи хранятся в моем кабинете, — тут же бодро начал он, — поэтому я не могу цитировать их слово в слово. Однако с удовольствием перескажу их вкратце. Вас доставили с резко выраженной реактивной депрессией, возникшей после убийства вашего мужа и выкидыша. Симптомы были не просто тревожными, а угрожающими. В основном это потеря аппетита и постоянная бессонница. Доктор Феллоуз сразу поняла, что вы все время о чем-то тревожитесь, а ваше истощение является не столько следствием потери аппетита, сколько отказом от приема пищи. Она поставила вам диагноз: потенциальная склонность к самоубийству. Лечение состояло в сочетании медикаментозного подхода и психотерапевтического. И хотя она подчеркивает вашу враждебность по отношению к психиатрии, через три или четыре недели вы пошли на поправку. Если я не ошибаюсь, вас в удовлетворительном состоянии выписали из больницы через шесть недель. Несмотря на то, что вы упорно отказывались от наблюдения за вами уже за пределами клиники, доктор Феллоуз считает вашу болезнь благополучно вылеченной благодаря своим стараниям. — Он на секунду замялся. — По крайней мере, до того момента, когда я попросил ее предоставить мне отчеты.
Джинкс нахмурилась:
— Я и подумать не могла, что она считает, будто я нарочно отказываюсь есть. — Она глубоко затянулась сигаретой и продолжала: — Теперь становится понятно, почему вы все считаете меня склонной к самоубийству. Pardus maculas non deposit. — «Леопард не меняет своих пятен», — лениво перевела себя Джинкс, наблюдая за прогуливающимся по лужайке за окном мужчиной. Светлые волосы, зеленый свитер, коричневые вельветовые брюки. На какую-то долю секунды ей представилось, что это Лео, и сердце ее бешено заколотилось.
— Если вы намеренно не отказывались от еды, то каковы были причины вашего голодания?
Джинкс еще немного помолчала прежде чем ответить.
— Потому что тот первый врач-шарлатан использовал гипноз, чтобы отпереть мои глубоко спрятанные кошмары, и в результате я превратилась в настоящую психопатку и развалину. — Она неопределенно пожала плечами и резким движением затушила сигарету. — Но кошмары — еще не самое страшное. Часто мы не помним их в подробностях, и, в любом случае, пробуждение всегда приносит облегчение, и сны быстро забываются. — Джинкс принялась поглаживать пальцами подлокотник кресла, и это движение повторялось следующие несколько минут. — Правда, я не очень много спала в то время, и, в общем, вела себя адекватно, если учитывать все то, что мне пришлось пережить. И тут решил вмешаться мой отец. — Она покачала головой. — Вы должны понять: он всегда, мягко говоря, недолюбливал Рассела. Отчасти из-за того, что мы поженились втайне от Адама и без его благословения, но в основном потому, что Рассел был одним из моих преподавателей в Оксфорде и на целых двадцать лет старше меня. Отец, если и говорил о нем, то называл его не иначе, как «педофил-извращенец». — Джинкс на секунду задумалась и усмехнулась какой-то своей мысли. — Как бы то ни было, через неделю после того, как у меня случился выкидыш, у Адама произошел какой-то невероятный приступ совести. Ну, по крайней мере, мне так показалось. И тогда он решил обратиться за помощью к этому очень дорогому специалисту, чтобы тот помог мне побыстрее пережить двойную утрату. — Она вынула очередную сигарету из пачки. — Конечно, если бы я не находилась в таком потрясении, я бы сразу сообразила, что это шарлатан, но в то время я вообще ни о чем не могла думать. Вам известно, что такое флудинг? — неожиданно спросила Джинкс, протягивая руку к зажигалке.
Протероу был ошеломлен:
— Вы имеете в виду термин, применяющийся в психиатрии? Да, это очень решительный метод борьбы со страхом. Вы заставляете пациента предстать перед его собственным кошмаром, причем часто без предупреждения, и не даете больному никаких шансов к отступлению. Метод достаточно рискованный и не всегда бывает успешным. Правда, когда он срабатывает, то это всегда весьма эффективно. В общем, он иногда используется для лечения некоторых фобий.