— Мне все ясно, — заявила она, взглянув на открытый блокнот, лежавший на коленях сержанта, и на несколько секунд задумалась. — Я действительно ничего не могла вспомнить до тех пор, пока сотрудница полиции не начала расспрашивать меня о брелке для ключей. И вот тогда воспоминания нахлынули на меня таким стремительным потоком, что мне стало нехорошо, и меня долго тошнило прямо на ковер. Кстати, она может это подтвердить. Однако я уже знала о том, что Саймон погиб, прежде чем назвала ей имя убийцы. Из-за того, что я не помнила, кто пытался разделаться со мной, я не могла знать и о том, кто убил Лео и Мег. Доктор Протероу, которому я безоговорочно доверяю и которому я бы с радостью сообщила имя убийцы, также может подтвердить, что я ни намеком не давала знать, кто именно являлся преступником. Если бы я не страдала амнезией, я в первую очередь, разумеется, поставила бы в известность обо всем полицию Гемпшира. С самого начала расследования они ясно дали мне понять, что хоть я и являюсь главным подозреваемым, средства массовой информации не смогут открыто навязывать им свои суждения. Я твердо верила в старшего детектива Чивера и его команду и каждый раз соглашалась сотрудничать с ними в меру своих сил и возможностей.
Она вопросительно взглянула на Фрэнка и заметила, как он одобрительно приподнял бровь, затем Джинкс продолжила:
— Я полагаю, что, позвонив моим друзьям, родственникам и доктору, Саймон понял, что полиция Гемпшира ничего не будет принимать на веру, и его смогут арестовать только в тот момент, когда ко мне наконец вернется память. Я знала его долгое время, как примерного и любящего сына. Теперь я убеждена, что он постарался бы сделать все возможное, чтобы избежать таких серьезных переживаний для своих родителей, как суд над собственным сыном. Все это, конечно, грустно, но я не удивлена его решению покончить с собой.
— Мне кажется, он не мог бы перенести и того, что о его преступлениях узнали бы и коллеги, и прихожане. Как вы полагаете? — подсказал Чивер.
— Да, что касается его службы, он был весьма исполнительным и преданным своему делу священником, — подтвердила женщина. — Скорее всего, когда к нему вернулась ясность мышления, он был сражен тем, что успел натворить. И тогда он осознал, что бремя его вины падает на тех, кого он любит. Он был больным, а не таким уж безнадежно испорченным и плохим человеком.
Чивер поднялся из кресла и протянул руку Джинкс:
— Наверное, мои слова сейчас будут не слишком уместны, мисс Кингсли, но мне было очень приятно познакомиться с вами. Жаль только, что произошло это при столь трагических обстоятельствах. Возможно, вы еще понадобитесь нам для уточнения некоторых подробностей дела и подтверждения кое-каких деталей. Однако полагаю, что здесь никаких проблем у нас не предвидится. По опыту знаю, что благородство всегда выигрывает. А самоубийство легче принять тогда, когда для такого поступка имеется достаточно веская причина.
— Понимаю, — кивнула женщина, пожимая руку старшего детектива. — Если бы Саймон позаботился о том, чтобы авария действительно была похожа на обыкновенный несчастный случай, то я действительно бы волновалась значительно больше. Понимаете, я и сама не исключала того, что могла убить Лео и Мег. Они вели себя по отношению ко мне как самые настоящие негодяи. Но вот самоубийства я никак не могла совершить, это уж точно.
Чивер беспомощно заморгал:
— Значит, вы все же не были так безразличны к разрыву с Лео, как пытались доказать нам?
— У меня имеется кое-какая гордость, мистер Чивер, — неожиданно улыбнулась Джинкс. — Как-никак, а я все же дочь Адама Кингсли.
* * *
Фрейзер вырулил на главное шоссе:
— Ну, и каков окончательный приговор, сэр? — поинтересовался он. — Вы до сих пор полагаете, что она привлекла отца, чтобы тот убрал Харриса?
— Да, — почти равнодушно произнес Фрэнк. — Она боялась, что именно ей придется выдать Саймона. Джинкс не могла даже подумать о том, что мы поверим ей, поэтому и обратилась к отцу, чтобы тот нашел какой-то выход.
— Ну а я так не считаю. Меня поразила ее открытость и прямота, сэр.
— Но ведь она с гордостью заявила и о том, Шон, что является дочерью Адама Кингсли.
— Не понимаю, сэр, что в этом странного и почему вы обратили на ее слова такое внимание.
— Ты бы так не говорил, если бы тебе приходилось почаще встречаться с людьми такого сорта. — Фрэнк выглянул в окошко на залитый солнечным светом деревенский пейзаж. — Такие нигде не пропадут и всегда найдут выход из любой, казалось бы, безнадежной ситуации.
— Однако я бы не сказал, что им это удалось, когда произошло убийство Лэнди.
— Ну, тогда им пришлось трудновато. Надо было решать сразу несколько перекрестных проблем.
— Как это?
— Подозреваю, что дело происходило так. Она была уверена в том, что это отец убил Рассела, а он подумал, что это как раз ее рук дело. Если они оба потом узнали о существовании любовного романа, то поняли, что у каждого имелся мотив убить Рассела. По отдельности они проигрывали, а объединяясь — побеждали.
— А не кажется ли вам странным, что мисс Кингсли так ничего и не рассказала полиции? Ведь она, в конце концов, хотела, чтобы убийца ее мужа был наказан, да и к тому же до сих пор не слишком хорошего мнения о собственном отце.
— Это ты так решил, да?
— Ну, как-то не слишком положительно она о нем отзывается. Что-то я не почувствовал в ней дочерней любви и привязанности.
Чивер только улыбнулся, предпочитая держать свои мысли при себе.
— Итак, вы не собираетесь обвинять Адама Кингсли в убийстве Саймона, сэр?
Старший детектив закрыл глаза, подставляя лицо под теплые солнечные лучи:
— Мне показалось, что я неправильно вас понял, сержант. Вы что-то говорили про убийство?
— А разве вы не считаете, что… — Сержант запнулся.
— Что-что?
— Ничего особенного, сэр. Неважно.
Клиника Найтингейл, Солсбери.
12 часов 45 минут дня.
Мэтью Корнелл разлегся на скамейке в больничном саду. Открыв глаза, он увидел над собой внимательные глаза Алана Протероу:
— Привет, док. — Он прищурился от солнечных лучей, свесил ноги и, принимая сидячее положение, закурил.
Алан устроился рядом с ним.
— Приезжала полиция с какой-то дикой историей о том, что Саймон Харрис совершил самоубийство, — как бы между прочим заметил он. — Похоже, они рассчитывали на то, что Джинкс назовет имя своего отца, чтобы они смогли разделаться с ним раз и навсегда. — Он осмотрелся по сторонам. — Однако ей удалось убедить их в том, что она ничего не помнила до вчерашнего дня. А это означает, что ни она, ни кто-либо из ее друзей не могли ничего рассказать самому Адаму Кингсли.
Мэтью смотрел вперед: