В прошлую неделю я хлопнул по плечу одного парня, и мы стали
на очередь драться. У этого парня, должно быть, выдалась плохая
неделька, — он заломил мне руки за спину в полном захвате и вмазывал лицом
в бетонный пол, пока мои зубы не прорвали щеку насквозь, пока мой глаз не
заплыл и не начал кровоточить, — и когда я, крикнув «стоп», посмотрел вниз
на бетон — там был кровавый отпечаток половины моего лица.
Тайлер стоял рядом, и мы оба смотрели на маленькое окровавленное
«О» моего рта и на маленький разрез моего глаза, смотревший на нас с
пола, — и Тайлер сказал «Круто».
Я жму руку парню, говорю — «Классный бой».
А этот парень спрашивает:
— Повторим через неделю?
Пытаюсь улыбнуться опухшим лицом, отвечаю: «Глянь на меня,
дружище. Может, лучше через месяц?».
Нигде не ощущаешь себя настолько живым, насколько ощущаешь
это в бойцовском клубе. Когда стоишь с другим парнем в круге света, среди
зрителей. В бойцовском клубе победа или поражение не играют никакой роли. Это не
описать словами. Мышцы новичка, первый раз пришедшего в клуб, казалось, были
сделаны из рыхлого теста. Через полгода они уже казались высеченными из дерева.
Такой парень уверен, что может справиться с чем угодно. В бойцовском клубе
стоит бормотание и шум, как в тренажерном зале, но в бойцовском клубе внешность
ничего не значит. Здесь, как в церкви, с языков слетают истерические выкрики, и
когда просыпаешься воскресным утром — чувствуешь себя спасенным.
После того последнего боя, парень, с которым я дрался, мыл
пол, — а я звонил в свою страховую компанию, вызывал скорую. В больнице
Тайлер сказал, что я упал с лестницы.
Иногда Тайлер говорит за меня.
Упал сам по себе.
Снаружи восходит солнце.
О бойцовском клубе не упоминают, потому что, кроме пяти
часов, — с двух до семи воскресного утра, — бойцовский клуб не
существует.
До того, как мы с Тайлером изобрели бойцовский клуб, —
никто из нас ни разу в жизни не дрался. Когда ни разу не дрался — тебе все это
интересно. Хочется узнать больше о боли, о своих возможностях против другого
человека. Я был первым, кого Тайлер решился попросить, и мы оба сидели в баре,
и никто не обращал на нас внимания, и Тайлер сказал:
— Окажи мне услугу. Ударь меня изо всех сил.
Я не хотел, но Тайлер мне все объяснил, — насчет того,
что не хочет умереть без единого шрама, что надоело только смотреть на
профессиональные бои, и что не знаешь себя, если никогда не дрался.
И насчет саморазрушения.
На то время жизнь казалась мне слишком
безукоризненной, — и, возможно, стоило все разрушить и создать из себя
что-то получше.
Я посмотрел по сторонам и сказал — ладно. «Ладно», —
сказал я, — «Только снаружи, на стоянке».
Мы вышли наружу, и я спросил Тайлера, — «Куда бить — в
живот или по морде?» Тайлер ответил:
— Удиви меня.
Я сказал: «Это психоз, я никогда никого не бил».
Тайлер ответил:
— Так давай, психуй!
Я сказал: «Закрой глаза».
Тайлер ответил:
— Нет.
Подобно любому парню-новичку в бойцовском клубе, я глубоко
вздохнул и ударил боковым с очень широким замахом, целясь Тайлеру в челюсть,
как во всех ковбойских фильмах, которых мы насмотрелись, — и мой кулак
встретился с шеей Тайлера.
«Черт», — сказал я, — «Не считается. Я еще
попробую».
Тайлер ответил:
— Нет, все нормально, — и ударил меня прямым
толчком, бах, будто боксерская перчатка на пружине из мультиков по утрам в
субботу, — прямо в солнечное сплетение, и я отлетел к машине. Мы оба
стояли: Тайлер — потирая рукой шею, а я — прижимая ладонь к груди. Мы оба
знали, что попали во что-то, в чем никогда не участвовали, и, как кот и мышь из
мультика, мы все еще живы, — и нам было интересно, сколько еще мы сможем
из всего этого выжать, оставшись живыми.
Тайлер сказал:
— Здорово.
Я попросил: «Дай мне еще».
Тайлер сказал:
— Нет уж, лучше ты мне.
Ну, я его и ударил, с широким девичьим замахом, прямо под
ухо, а Тайлер оттолкнул меня, ударив подошвой в живот. Что происходило после
этого и позже — не описать словами, но бар закрылся, из него вышли люди,
окружили нас на стоянке, и подбадривали криками.
В конце концов я почувствовал, что вместо Тайлера я готов
приложиться кулаком к чему угодно в этом мире, что подвело — к своей прачечной,
вернувшей белье с поломанными на воротнике пуговицами, и к своему банку,
говорящему, что у меня на сотни долларов перерасход. К своей работе, где мой
босс залазит в мой компьютер и играется с командами операционной системы. И к
Марле Сингер, которая украла у меня группы психологической поддержки.
Бой заканчивался, и проблемы оставались нерешенными, —
но ни одна из них уже не имела значения.
Первый вечер, когда мы дрались, был вечером воскресенья, а
Тайлер все выходные не брился, так что следы моих костяшек горели красным
сквозь его щетину. Мы развалились на асфальте стоянки, любуясь светом какой-то
единственной звезды, пробивавшимся сквозь городское освещение, и я спросил
Тайлера, — с кем бы он подрался.
Тайлер сказал — «Со своим отцом».
Возможно, отец не нужен нам, чтобы достичь совершенства. К
тому, с кем дерешься в клубе, не питаешь ничего личного. Вы оба деретесь ради
драки. Не позволяется говорить о бойцовском клубе, но мы говорили, — и
через пару недель ребята стали встречаться на стоянке после закрытия бара, а
когда наступили холода — другой бар предоставил нам подвал, где мы по сей день
собираемся.
Когда начинается встреча бойцовского клуба, Тайлер оглашает
правила, о которых мы с ним условились.
— Многие из вас, — провозглашает Тайлер в кругу
света посреди подвала. — Находятся здесь потому, что кто-то нарушил
правила. Кто-то рассказал вам о бойцовском клубе.
Тайлер говорит:
— Так вот — лучше кончайте болтать или открывайте
другой бойцовский клуб, потому что в следующие выходные вы будете при входе
вносить свое имя в список, и будут допущены только первые пятьдесят
отметившихся. Если ты вписал свое имя — ты автоматически закрепляешь за собой
право драться — если хочешь драться. А если не хочешь — так есть полно парней,
которые хотят. Пусть один из них придет вместо тебя, а ты — посиди лучше дома.
— Тот, кто сегодня вечером в клубе впервые, —
выкрикивает Тайлер. — Примет бой!
Многие ребята приходят в бойцовский клуб, поскольку они
почему-то боятся драки. После нескольких боев уже боишься гораздо меньше.