Всевышним заклинаю вас не видеть
Дурного умысла в словах моих…
Ведь я лишь излагаю слова других,
И добрые, и злые…
А выбирать не тщусь,
Раз выбор – ваше дело.
В “Троиле и Хризеиде” он тоже прячется за вымышленным оригиналом: “Что рассказали мне, то и пишу”. Это манера истинного дипломата – вести дело так, как ему велено лицом вышестоящим, а порою, словно бы со стороны, шутить и иронизировать. Риторика диктует повествование, ведет руку Чосера, а он получает возможность как бы независимости – отвлекаться от текста, высвобождая и уводя из произведения собственную личность. Умел ли он с такой же легкостью высвобождаться из пут придворной карьеры? В насквозь театральном мире королевского двора каждый играл определенную роль, но ценилось мастерство игры.
В июне 1367 года Эдуард III наградил Чосера годовым содержанием в размере 13 фунтов 6 шиллингов и 8 пенсов. Судя по тому, что в документах Чосер именуется попеременно то “valettus”, то “esquier”, статус его к тому времени еще не был окончательно определен. В последующие годы ему презентовали зимнее и летнее платье, а также соответствующее его рангу платье для траура. По-видимому, его ценили достаточно, чтобы посылать с поручениями за границу. Летом 1368 года ему был выдан “пропуск” в Дувре. Есть предположение, что направлялся он в Милан, где принц Лайонел (после кончины первой своей жены) сочетался браком с принцессой Виолантой Висконти. В таком случае Чосер должен был в каком-то смысле приобщиться там к культу и “славного Фрэнсиса Петрака” (Франческо Петрарки). Петрарка тогда являлся жителем Милана, впрочем, обстоятельства и подробности этого путешествия Чосера остаются неясными.
Ясно, однако, что на следующий год Чосер едет во Францию в составе свиты Джона Гонта, направлявшейся туда “в военных целях”. Роль Чосера в истории долгой прерывистой и бесплодной вражды, названной впоследствии Столетней войной, никак не выявлена. Однако известно о получении им prest, то есть платы в 10 фунтов за службу. Связь Чосера с Джоном Гонтом знаменательна, а доказательством ее служит ежегодное содержание, которого его вскоре удостоил Джон Гонт. Последний еще семью годами ранее стал герцогом Ланкастером благодаря женитьбе на Бланш Ланкастер. Эдуард III после кончины своей супруги в 1369 году стал дряхлеть и все больше передоверять свои обязанности другим, в результате чего дворец Гонта в Савойе стал центром придворной жизни Англии; влияние Гонта так возросло, что каждый желал заручиться его дружбой и покровительством. В окружение Гонта Чосера вовлекло и еще одно событие. В 1368 году, вскоре после женитьбы на Виоланте Висконти, принц Лайонель умер, власть же Эдуарда III все больше ослабевала, и Чосеру понадобился новый покровитель.
Визитной карточкой, если можно так выразиться, послужило следующее. В 1369 году супруга Джона Гонта, Бланш Ланкастер, умерла от чумы, смерть ее пришлась на время, когда сам Гонт еще был на войне, но по возвращении в Англию он немедленно повелел каждый год отмечать ее кончину поминальной службой в соборе Святого Павла. Некоторые историки полагают, что умерла Бланш на год раньше, в 1368 году, а значит, военный поход Гонта был еще и досадным проявлением супружеского невнимания, которое, однако, никак не отразилось на реакции Чосера на ее кончину. Выразив свое соболезнование в поэме, названной “Книга герцогини”, красиво и элегантно воспев добродетели Бланш, поэт воздвиг ей памятник в певучих поэтических строках:
Изящество в ней было неизменно,
И равной мудрости у женщин не встречал.
Стиль поэмы заставляет думать о том, что предназначалась она для декламации, и, похоже, она действительно читалась на одной из поминальных служб в соборе. Тон поэмы весьма уважительный, но притом непринужденный, говорит о близких, хоть и не обязательно панибратских, отношениях, связывавших Чосера с Гонтом. Это произведение молодого, двадцати с небольшим лет, поэта, чей талант уже был широко признан, строится в форме видения или сна, форме, вполне отвечающей особенностям творческой манеры Чосера, всегда любившего иносказания и некоторую затуманенность смысла – сон – штуку безответственную, но там, где речь шла о “предметах высоких”, таких как горе, постигшее герцога Ланкастера, была уместна и желательна почтительная скромность.
Сама поэма принадлежит традиции французской любовной, amoureux, лирики, в частности, нашедшей воплощение у Машо в “Jugement dou Roy de Behaingne”. Вдобавок начальные строки поэмы повторяют начало “Parady dAmours” (“Рая любви”) Фруассара. Надо сказать, что во всем творческом наследии Чосера мы наблюдаем большое количество заимствований и переработок. Добрая половина его поэзии имеет источником произведения предшественников. И все же нам следует позабыть и отбросить современные воззрения на плагиат и пародийные подражания. Факт следования за признанным авторитетом для средневекового текста являлся гарантией его подлинности и ценности. Оригинальность как таковая достоинством не считалась, ценились пересказ и переформулирование старых истин. И все же “Книга герцогини” не есть прямая копия “Рая любви” или же прочих средневековых произведений, с которыми ее сравнивают. Суховатую размеренность стиха Фруассара Чосер преобразовывает в роскошную мелодичность, скучные длинноты Машо – убирает, изящные и эффектные риторические узоры, так любимые французами, а также непосредственные лирические излияния он сокращает, заменяя сюжетностью, повествованием и прямым диалогом. Иными словами, он впитывает в себя живительную влагу французских источников и, усвоив, амальгамирует их в английское произведение. Что и создает парадоксальность его творений: материал знаком, но созданное из него поражает новизной. Как выразился он сам, новый урожай на старом поле.
Глава четвертая
Итальянские связи
Летом 1370 года Чосер получает охранные грамоты короля для путешествия “ad partes transmarinas” (в заморские земли). Эти грамоты должны были обеспечить неприкосновенность посланнику в случае каких-либо судебных преследований на время его пребывания вне Англии – мера совершенно необходимая в тот сутяжнический век, но никак не проясняющая нам цель путешествия Чосера. Обычно полагают, что отплывал он в Геную; с которой в то время Англия вела большую торговлю. Чосер всю свою жизнь общался с итальянскими купцами и негоциантами, был сведущ в импорте, пошлинах, принятии и отгрузке товаров в портах. Что могло быть естественнее, чем отправить в такой крупный порт, как Генуя, по делам торговли именно его?
К тому же, надо полагать, что он знал итальянский, так как и в последующие годы его не раз отправляли с подобными поручениями в Геную и Флоренцию. В 1372 году ему было поручено вести переговоры насчет сооружения в Англии специального порта для торговли с Генуей. В том же году в официальных документах он впервые фигурирует в качестве “armigero re gis”, то есть сквайра двора, что предполагает соответствующее повышение статуса. При этом вряд ли он являлся уже сквайром казначейства, входящим в ближний круг монарха, круг лиц, сопровождавших того повсюду, скорее его ценили как искусного дипломата и в качестве такового держали и отправляли с поручениями. Так, поездка Чосера в Геную имела и другие, более секретные, цели. Пустился в путь он в декабре 1372 года в сопровождении двух генуэзцев со слугами и телохранителями. Ему было выдано денежное содержание – 16 фунтов 13 шиллингов 4 пенса на пребывание за границей в течение примерно пяти месяцев. Для Чосера эта поездка стала первым длительным пребыванием в Италии, что оказало на него сильное воздействие.