Чаттертон - читать онлайн книгу. Автор: Питер Акройд cтр.№ 51

Уоллис разбрасывал по полу мелкие клочки бумаги.

– Остин Дэниел живет ниже. Это комната его служанки.

– А, той девушки?

– Ее зовут Свинка. Не спрашивай, почему. – Мередит и не собирался спрашивать; он с любопытством наблюдал за Уоллисом, продолжавшим кидать себе под ноги обрывки бумаги. Уоллис поймал его взгляд. – Кэткотт, повествуя о смерти Чаттертона, – сказал он, – сообщает, что рядом с телом нашли клочки разорванной рукописи. Я рад, что тебя забавляют мои скудные попытки добиться правды жизни.

– Зови это правдоподобием.

– Зови это как хочешь. Это одно и то же.

– Ну, в любом случае, это та самая комната. – Мередит оперся локтем о подоконник; его бледное лицо и рыжие волосы вырисовались силуэтом на фоне зимнего неба. – От поэта к Свинке. Но эта комната – вовсе не хлев. – Он оглянулся на стул и столик, аккуратно поставленные у изножья кровати тщательно протертые и отполированные, хотя, судя по их старинному виду, ими вполне мог пользоваться еще сам Чаттертон. Кровать относилась к той же эпохе: маловероятно, чтобы Свинка знала, что спит на смертном ложе, но, быть может, ей снятся дурные сны? На подоконнике возле Мередита стояло небольшое растение, и, приглядевшись к его тонкому и гибкому стеблю, вившемуся по оконному стеклу, он догадался, что это, наверное, ее единственное имущество.

Уоллис вытащил из-под кровати видавший виды деревянный ларь.

– Это не Свинкин сундук, – сказал он. – Но она дала нам любезное разрешение его использовать. – Он откинул крышку: внутри было пусто. Тогда он набил сундук рукописями, а потом придвинул его вплотную к выбеленной стене. Отойдя в противоположный угол, он стал рассматривать подготовленную сцену. – Чего-то недостает, – пробормотал он себе под нос.

– Меня?

Уоллис не расслышал вопроса. Он размашисто приблизился к Мередиту, склонился над ним и распахнул окно. В каморку ворвался холодный ноябрьский воздух. Затем он передвинул деревянный стульчик на несколько дюймов в сторону и набросил на него свое пальто. Он подошел к сундуку и перевернул его, поместив под некоторым углом к стене. Потом он снова отступил в угол каморки.

Мередит с интересом наблюдал за всеми действиями друга.

– Ну как, Генри, все становится правдоподобнее?

– Вот когда ты будешь лежать мертвым на постели, только тогда все станет правдоподобным. – Теперь он в первый раз оглядел Мередита. – Ты не мог бы снять пальто и сапоги?

– Тогда я стану настоящим Чаттертоном и непременно умру. Ты не чувствуешь, как дует из окна?

Уоллис, усевшись на табуретку, положил себе на колено деревянную доску.

– Ну так закрой, закрой его, – сказал он рассеянно. – Теперь я знаю, как все было. Я сумею вспомнить.

Он взял большой лист рисовальной бумаги и поместил его на доску, приколов сверху парой деревянных гвоздиков:

– Брось мне свои сапоги и пальто, Джордж. Их не должно быть видно. Мередит исполнил его просьбу: – А теперь ляг на кровать, – голос Уоллиса звучал повелительно, но он уже погрузился в работу: – Теперь повернись ко мне головой. Вот так. – Он повернул собственную голову так, что теперь его взгляд упирался в пол: – Нет, у тебя такой вид, как будто ты собираешься уснуть. Позволь себе роскошь умереть. Ну давай же.

Мередит устроился на кровати поудобнее. И сразу же почувствовал, что ему что-то вонзилось в спину.

– Ты когда-нибудь читал, – спросил он, – сказку о принцессе на горошине? – Он приподнялся и обнаружил маленькую красную пуговку, лежавшую под ним на простыне. Он спрятал ее в брючный карман и снова лег. – Смерть я еще могу вынести, – сказал он в пустоту. – Чего я вынести не могу – так это изображения смерти.

– Свесь правую руку на пол. Вот так. – Уоллис сам опустил руку, так что его пальцы коснулись деревянных досок. – И сожми пальцы в кулак. Сожми их так, как будто держишь что-то. Мне нужно видеть моторные движения твоей руки.

Мередит последовал его указаниям, но его молчание продлилось недолго.

– Мне кажется, Генри, будто я стараюсь схватить пустоту. Уж не эмблема ли это всей жизни поэта? Быть может, это некий символ?

Но Уоллис уже рисовал задуманную сцену; он пользовался черным мелом, закрепив его в специальном держателе, и сохранял молчание до тех пор, пока не закончил набросок изгиба Мередитовой руки.

– Детали я допишу в мастерской. Сейчас мне нужно только общее впечатление.

– Понимаю. Значит, величайший реализм – это еще и величайшая фальсификация? – Уоллис снова ничего не ответил, продолжая быстро делать набросок. – Можно мне… – начал было Мередит, но Уоллис, подняв руку с мелом, остановил его.

– Пожалуйста, полежи несколько минут спокойно, Джордж. Мне нужно схватить это выражение. – Две или три минуты он работал молча. – Теперь можешь говорить.

– Теперь мне нечего сказать. – Но Мередит не мог долго молчать. Генри, я не рассказывал тебе, что прошлой ночью мне приснился Чаттертон? Я проходил мимо него по какой-то старой лестнице. Что это означает?

– Полагаю, лестница – это эмблема. Как ты там говорил? Лестница – это эмблема времени.

– Но почему я показывал ему куклу? – Мередит посмотрел на потолок, впервые заметив, какой он ветхий, какой почерневший от сажи и копоти, и как одно из темных пятен приняло очертания человеческого лица. Испытав внезапное угнетение, он подумал, что, быть может, это пятно и было последним, что Чаттертон увидел на земле, – как узник, который смотрит на стены своей темницы перед тем, как его уводят…

Он закрыл глаза и попытался представить себе ту последнюю тьму. Но не смог. Он был Джорджем Мередитом. Он знал только то, что знал Джордж Мередит. Для него еще не было спасения.

– Лежи-ка спокойно. Мне нужен этот свет на твоей руке. – Пока Уоллис работал, его язык слегка высовывался изо рта. Затем внезапным размашистым движением он что-то написал в правом нижнем углу, отложил мел и прислонился к стене. – Я так рад, что мы сюда пришли, – сказал он. – Это та самая комната. Это та самая кровать. Это лондонское освещение. Реальность, Джордж, существует только в зримых вещах. – Он огляделся вокруг и явно остался доволен всем, что увидел.

– Теперь мне можно пошевелиться? – Мередит сел на кровати и потер правое плечо. – Полагаю, ты закончил?

– На сей момент – да.

– Момент! Мне он показался веком. – Уоллис покраснел, и Мередит поспешил прибавить: – Не подумай только, что я возражаю. Мне очень нравится. Такой восхитительный способ провести утро. А потом, через несколько дней, я приду к тебе в мастерскую, ты меня нарядишь и сделаешь маленькую картину маслом. Правильно я говорю? – Уоллис кивнул. – И это будет тоже восхитительно. Потом ты перенесешь эту маленькую картину на большой холст. Пройдет несколько недель, или даже месяцев, и картина будет готова. Снова восхитительно. – Уоллис с любопытством рассматривал свет, падавший Мередиту на лицо, и вот он взял чистый лист рисовальной бумаги и принялся за новый эскиз. Но пока Мередит продолжал, он улыбался. – Это будет очень мило, только не нужно рассуждать о реальности. Ты создашь костюмированную драму, трагическую сцену, достойную Друри-Лейна. [80] Эти твои зримые вещи – сценические подпорки, сущая бутафория.