Хоксмур - читать онлайн книгу. Автор: Питер Акройд cтр.№ 49

Однако до пожара в стенах двора церкви Прощения, отвечал я, к северу от Св. Павла…

Мне она неизвестна.

…во дворе той церкви был изображен рукою искусного художника танец тьмы, иначе — танец смерти. Разве это не похоже на наше DU?

Сие, сэр, сделано было весьма некстати, отвечал добрый викарий, и стоит задержаться на сем мыслию, как погрузишься в меланхолию. Кроме того, все наши обряды вполне можно разъяснить, пользуясь доводами обычного разума.

Но что же чудеса?

А, чудеса, произнес он, взявши меня за руку, когда мы зашагали к Грас-черч-стриту, чудеса суть всего лишь божественные эксперименты.

Но разве Христос не восстал из мертвых?

Истинная правда, господин Дайер, однако позвольте мне напомнить Вам другую истину, коя изъяснит, каким образом возможно разрешить все сии противуречия. Известно, что Христос пролежал в могиле три дни и три ночи, не так ли? Я весьма охотно согласился, что так. Однакожь, продолжал он, в Священном Писании сказано, что погребен он был ночью в пятницу, восстал же до зари в воскресенье.

Верно.

И каким же образом, господин Дайер, предлагаете Вы распутать сию загадку?

Поистине, сэр, она неразрешима.

Тут он засмеялся и дальше говорит: что ж, единственно, кто нам потребен, так это Астроном: ведь день и две ночи в полушарии, где располагается Иудея, в противоположном полушарии суть два дни и ночь; так и выходит в сумме то, что упоминается в Писании. Ибо, как Вам известно, весело продолжал он, Христос страдал за весь мир.

Идя со мною вперед, он бросил на меня взор, полный мудрости неизмеримой, как вдруг внезапно остановился и поднес перст к уху. Послушайте, говорит, как вера изливается из детских губ, да, так и есть — устами младенцев. Мы повернули за угол, вошли в Клементе-лен, и навстречу нам показались трое или четверо детей, поющих:

У ворот церковных постоял,

Отдохнул и дальше зашагал.

Двор церковный тих был, словно сон.

Вдруг раздался колокольный звон.

К двери церкви подошел мой путь,

Отдохнул и там еще чуть-чуть.

Песенка сия пробудила во мне такое множество воспоминаний, что я едва ли не разрыдался, однако сдержал себя и улыбнулся им. В то мгновение викарий Приддон завидел девочку, ни дать ни взять, сводню в зачатке; будучи в добром расположении духа, он погладил ее по голове и велел ей вести себя хорошо и книжки читать усердно. На сем помянутое существо самым варварским образом ухватило его за ту часть тела, какую не принято называть, и, сжавши, едва ли не раздавило сии жизненные органы насмерть, а после убежало вместе с протчими. Убивают, убивают, кричит Приддон, я же не удержался от того, чтобы не рассмеяться в голос, так что он косо взглянул на меня. Однако вскоре он, оправившись, произнес тоном более мрачным: мне пора обедать. Понедельник — день, назначенный для дичи, и без мяса мне не обойтись! Обедать, обедать!

Итак, он без промедленья возвратился к себе домой, куда я его охотно проводил, поелику у меня были другия дела в церкви; не успели мы взойти в двери, как он уж закричал слугам в кухне, чтобы зажарили парочку гусей, да не позднее, чем к часу пополудни. За сим, когда раздался крик: сэр, обед на столе! он в одно мгновенье вскочил с кресел и, не мешкая, набросился на своего гуся, обложенного горами капусты, моркови и репы. Переваривши свой обед и дважды громко рыгнувши, он успокоился и в манере самой что ни на есть утомленной поведал мне, что сие дитя сделается темою для его следующей проповеди: ибо разве не доказало поведение этого сущего младенца, что все мы суть лишь несовершенныя и неясныя копии всеобщей картины мирозданья? Жена, сказал он, есть канава бездонная, дом ее ожидает гибель, пути же ведут к Диаволу.

Та девчонка на панель пойдет, не успеешь оглянуться, добавил я.

Что поделаешь, сэр, такова участь сих женщин, что растут на улице; сие делается на потребу черни — те ведь несомненно уж совершили над нею не одно насилье в своем пылком воображеньи. Сам я никогда не женился, говорит он, погружаясь меж тем в дрему. Но тут ему снова пришел на мысль предмет его разговора: всем известно, сэр, продолжал он, потянувшись за новым стаканом Французского вина, что толпа нынче повсюду бунтует, да так ужасно вопит и завывает, что я в собственном своем доме себя едва слышу. Видали Вы, что я укрепил на окнах двойныя железныя решетки — тут он махнул в их сторону гусиною косточкой, — а то они взяли привычку на жилища в округе нападать, стражники же и в ус не дуют, только знай зады почесывают.

Вино начинало разогревать мою кровь, и я отвечал: возможно ли в таком случае говорить о благе человечества и общественной пользе, когда на улицах видим одни лишь свирепыя выходки? Тут викарий снова рыгнул. Люди суть созданья нерациональныя, продолжал я, они погрязли в плоти, ослеплены страстью, одержимы выходками и закоснели в пороке.

Пудинга не желаете ли, господин Дайер?

Они подобны насекомым, кои, будучи рождены в испражнениях, оным же обязаны цветом своим и запахом своим.

Покуда я говорил, викарий Приддон дул на свою миску с похлебкою. Да, говорит, толпа сия мерзопакостна, а потому нам должно благодарить Господа за достойное Правительство; ибо, хотя могила всех уравняет и преимущества рождения и доброго характера, возможно, не станут учитываться в будущем, но для вселенского порядку и экономии необходимо иметь различия в происхождении и достоинстве. Не соизволите ли передать мне тот ящичек с зубочистками?

Тогда я, положивши нож, снова заговорил: чернь готова дразнить калек, словно медведей, они дикого быка на улицы готовы выпустить для потехи. Когда палач в Тибурне отпускает нещастного, бьющегося в воздухе, женщины и дети дерутся за то, чтобы дергать его за ноги. После же берут кусок его платья, целуют и плюют на него.

Да, времена нынче печальныя настали. Дайте-ка мне, господин Дайер, тот ящичек с зубочистками.

И все-таки нам должно радоваться, продолжал я, настроившись на иной лад, ибо они суть зеркало нашего века, в коем все мы способны видеть самих себя.

Как же, как же, господин Дайер, все пребывает в движеньи, и все мы способны мало-помалу изменяться. Он-было собрался далее распространяться о сущности времени, но я, не обладая сим товаром в изобилии, откланялся, оставивши его тянуться за ящичком с зубочистками.

И вот теперь Вальтер вручает мне письмо от Приддона; ничего не разберу без очков, говорю, я их разбил, уронивши наземь возле Св. Марии Вулнот. Однако Вы, Вальтер, сделайте мне одолжение, напишите к доброму викарию, что ему не следует опасаться заразы, идущей от сих языческих олтарей, да скажите ему, что мы строим превосходный обращик Христианства, равного коему ему в Лондоне не найти. Вальтер взял свое перо и стал ждать, ибо знал, что это еще не конец. Сообщили ли Вы помощнику каменщика о том, прибавил я, что табличку мою должно сделать из твердого камня и грубой на ощупь?