Состоявшаяся в третьем акте битва между римлянами и бриттами успеха не имела. Синяя краска стала расплываться на коже разгоряченных бриттских ратников, и в отчаянном рукопашном бою физиономии и деревянное оружие древнеримских пехотинцев тоже изрядно посинели. «Мы похожи на попугаев». — заметил позже один из статистов. В тот самый момент, когда должен был опуститься занавес, мистер Харкорт получил смертельную рану. К несчастью, упал он крайне неудачно: занавес рассек его пополам, голова и туловище до пояса были обращены к оставшимся на сцене актерам, а все остальное — к зрителям. Харкорт попытался высвободить из-под занавеса нижнюю часть тела. «Не мог же я лежать там и умирать весь оставшийся вечер», — объяснял он потом миссис Сиддонс. Взрыв хохота, огласивший зал, был слышен и на Боу-стрит, и в «Ковент-Гарден».
Безразличие отчаяния не покинуло Уильяма, даже когда к нему подошел Шеридан:
— Я-то думал, Шекспир написал трагедию. А на самом деле, выходит, комедию.
— Просто не нахожу слов, сэр.
— Вы?! Быть того не может.
— Ей-богу, не знаю, что и сказать.
— Ничего. Ничего говорить не надо, мистер Айрленд. Юмор, конечно, тонкостью не блещет. Зато желаемый результат налицо. Я вас поздравляю.
— Хвалить меня совершенно не за что, мистер Шеридан.
— Очень даже есть за что. Вы подарили нам… Как бы это выразиться?.. Нечто новое!
— Не я же все придумал. Шекспир…
— …это имя, которое прекрасно смотрится на театральной афише. И мы его оставим.
— Как? Значит, пьесу не снимут?
— Конечно нет, пока английским зрителям не изменит чувство юмора.
Последние два действия отыграли спокойнее. Смешки порой еще вспыхивали, но несколько монологов закончились под рукоплескания зала. В финале Вортигерн и Эдмунда вновь появились на сцене вместе, окруженные телами погибших римлян и бриттов. Кембл и миссис Сиддонс, заметно измученные необычной премьерой, взялись за руки, как бы прощая друг друга, прежде чем замертво рухнуть на пол.
Когда тебя целую — бог любви,
Мне кажется, на ласку отвечает,
Сребряными кудрями обрамленный… —
начала миссис Сиддонс. Кембл подхватил:
Блаженна на устах твоих улыбка.
Не ангел ли тебя поцеловал?
Наконец опустился занавес, раздались рукоплескания и одобрительные возгласы, но кое-где слышались шиканье и свист. Занавес вновь взвился, и все занятые в пьесе актеры вышли кланяться. Когда миссис Сиддонс поднесли большой букет лилий, по залу вдруг пронеслось: «Автора! Автора!», и в партере поднялся дружный смех. Затем актеры и зрители с воодушевлением исполнили национальный гимн, и занавес опустился окончательно. Миссис Сиддонс поспешно, даже не взглянув на Уильяма, удалилась в свою уборную. Кембл, однако, подошел к нему, обнял за плечи и сказал:
— А все-таки мы остались на плаву, сэр, хоть и попали в передрягу. И море штормило, и пробоину получили, однако ж дошли до цели, несмотря ни на что! Да будет благословен лондонский театр!
Но Уильям, как ни странно, оставался безучастным к происходящему. Леденящий ужас, сковавший его при первых взрывах смеха, уже прошел. Осталась лишь страшная усталость.
* * *
Сэмюэл Айрленд и Роза Понтинг поджидали его в коридоре, что вел со сцены в артистическое фойе.
— Мне ли не знать чувства гордости, — начал отец. — Ты превзошел все ожидания.
— Просто замечательно, — сказала Роза, с любопытством и сочувствием глядя на Уильяма. — А на смешливых не обращай внимания.
— Пустяки! — заявил Сэмюэл Айрленд. — Сущий вздор. Проделки клакеров.
— Мистер и мисс Лэм специально подошли к твоему отцу, чтобы его поздравить.
— Мистер и мисс Лэм?
Уильям совсем позабыл, что видел их в зале еще до спектакля; с тех пор, казалось, прошла целая вечность.
— Чарльз и Мэри стояли возле оркестровой ямы. А с ними еще такой забавный старичок. Они оглянулись и увидели нас. Нам отвели чудесную ложу, всю целиком. Публика глаз не сводила с твоего отца.
— Где же Шеридан? — спросил Сэмюэл Айрленд. — Я должен пожать ему руку. Он великий вдохновитель, которому мы обязаны всем.
[112]
Такое событие нужно отметить. Провозгласить тост, да не один.
— Обязательно останьтесь и дождитесь мистера Шеридана, отец. Кланяйтесь ему. А меня простите. Я пойду домой.
Упрашивать Сэмюэла Айрленда не пришлось; он с великой охотой остался в театральном закулисье. Нарядная Роза, в атласном, украшенном кружевами платье, любовно сшитом для нее наперсницей-портнихой с Харли-стрит, жаждала познакомиться с миссис Сиддонс и миссис Джордан.
Из «Друри-Лейн» Уильям вышел в полном одиночестве. Дойдя до перекрестка Кэтрин-стрит и Тависток-стрит, он увидел, что какой-то тип в потертом сюртуке и далеко не новой шляпе раздает выходящим из театра зрителям программки. Этот обтерханный субъект неустанно шнырял между группками людей и настойчиво совал листки им в руки. Сунул один и Уильяму; тот взял, и ему бросились в глаза напечатанные наверху жирным черным шрифтом слова: «Гнусная подделка».
Уильям остановился.
— Вы кто, сэр? — спросил он.
— Поклонник Шекспира, сэр.
— И вам не понравилась пьеса?
— Конечно нет. Чистое надувательство, сэр. Фальшивка.
— Откуда вы знаете?
— У меня друг в театре служит, так он мне все наглядно растолковал.
«Уж не актер ли он, оставшийся без работы?» — подумал Уильям.
— Подлинным Шекспиром там и не пахнет.
— Не согласен с вами. Я только что сам смотрел пьесу. И уверяю вас, это настоящее произведение Барда.
— О, сэр, может быть, она настоящая, но в то же время и ненастоящая. Понимаете, о чем я?
Прежде чем Уильям успел попросить разъяснений, тот ринулся к новой группе людей. А Уильям с программкой в руке направился дальше, в сторону Ковент-Гардена, и вдруг в нескольких ярдах перед собой увидел Лэмов. Мэри Лэм шла под руку с отцом и что-то с жаром ему втолковывала. Уильяму совсем не хотелось попасться им на глаза, и он замедлил шаг. Лэмы тем временем уже вступили на мощенную булыжником территорию рынка. Внезапно Мэри резко свернула в сторону, к галерее, где торговали гончарными изделиями; Чарльз последовал за нею. Уж не повздорили ли они?
Уильям отвернулся и побрел назад к Холборну. Той ночью он спал глубоким сном и наутро пробудился много позже обычного.
Глава двенадцатая
Томас де Куинси тоже получил программку: ее вручил ему Чарльз Лэм — на память о премьере. Де Куинси уже сдружился с Лэмом, теперь они частенько выпивали вместе, и Чарльз даже помог ему найти место младшего делопроизводителя в Доме Южных Морей,
[113]
что на Треднидл-стрит. Де Куинси окончил в Манчестере классическую школу, у него был красивый почерк, и он на удивление быстро считал в уме. Вечерами, после работы, они нередко встречались в «Биллитер-инн». Здесь-то, через пять дней после премьеры, Чарльз и показал Тому программку.