Беглая монахиня - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Ванденберг cтр.№ 63

— О, моя похотливая мадонна! О, моя спелая гроздь в винограднике Господа! Моя Мария Магдалена, я буду иметь тебя до умопомрачения!

Связь князя-епископа с его любовницей Элизабет Шюц, которую он почему-то звал Лейс, длилась уже целую вечность, причиной чему была, несомненно, ее искушенность в любовных утехах и тот неоспоримый факт, что время почти не оставило следов на сорокалетней красавице.

За каждое кардинальское соитие Альбрехт имел обыкновение одаривать любовницу ценной жемчужиной, из тех, что он снял с мощей катакомбной святой Геновефы, приобретенных им несколько лет тому назад. Правда, потом его курфюрстшеская милость узнал, что в ходу было не менее имя которого я поостерегусь произносить, на днях сочетался браком с настоящей монахиней, и более того, она уже беременна. Так что твои опасения неуместны.

Кирхнер не знал, как ему себя вести, тут он заметил Лейс, присутствовавшую при разговоре с опущенным взором. Секретарь попытался догадаться, куда клонит кардинал. Лейс Шюц была роскошной женщиной, искушенной в любви и других вещах, с таким бесстыдством описанных в Ветхом Завете. Судя по всему, кардинал пресытился ею. Тайные встречи досточтимого князя с вдовой из Франкфурта Агнес Плесс, урожденной Штраусс, не укрылись от Кирхнера. Как и тот факт, что, хотя ее внешность и не была столь пленительной, как у Лейс, зато ей в наследство досталось изрядное состояние. А это, как известно, придает любой женщине особую красоту.

Ход мыслей Кирхнера вдруг нарушили слова Альбрехта:

— Тебе следует жениться на дочери Лейс Катарине, которая одновременно и моя дочь! О наследстве поговорим, когда улучшится мое финансовое положение.

Иоахим Кирхнер бросил робкий взгляд на Лейс. Однако та, похоже, была удивлена не меньше, чем он сам. Впрочем, такой поворот был ей скорее на руку. Лучше уж мужчина, но с надежным доходом, чем жизнь в монастырских стенах.

— Я это вполне серьезно, — добавил Альбрехт Бранденбургский, увидев сомнение на их лицах. — Деве пятнадцать лет, именно то, что надо для секретаря курфюрста. Ну как, согласен?

— Да, да, ваша курфюрстшеская милость! — заикаясь, заверил Кирхнер. — Однако папский легат все еще ждет у ворот достойного приема. Его святейшество Папа Климент, кажется, через сомнительные каналы разузнал о дате погребения Великого Рудольфо. Кстати, Майнц наводнен людьми, желающими оказать последние почести чудесному канатоходцу.

— Сброд! — презрительно рассмеялся Альбрехт. — Падкий на сенсации сброд, который горит желанием узнать, не восстанет ли великолепный Рудольфо из гроба и не вознесется ли на небо, как Господь наш Иисус, а может, как Люцифер, отправится в другом направлении.

Кирхнер примирительно воздел руки.

— Ваша милость, взгляните в окно, и вы измените свое мнение. В Майнц съехались достойные люди высоких сословий, чтобы проводить в последний путь канатоходца. Я еще рано утром повстречал на Рыночной площади двух знаменитых господ, погруженных в беседу. Я нисколько не сомневаюсь, что это были Агриппа из Неттесгейма и Эразм Роттердамский. С Агриппой я когда-то сталкивался в молодые годы в Кельне. Тогда он еще носил имя Генрих Корнелиус и, как и я, изучал богословие. А второй — Эразм, его портрет давно уже висит в каждой библиотеке и в каждом университете. Они явно не случайно оказались в один день в одном месте.

— Ты полагаешь, они оба…

Кирхнер кивнул с некоторым высокомерием, столь же чуждым ему, как и распущенный образ жизни его курфюрстшеской милости.

Кардинал резко бросил своей конкубине:

— Оставь нас наедине!

Лейс беспрекословно удалилась.

— Лучше бы мы не затевали вскрытие трупа Великого Рудольфо, — нахмурив лоб, заметил Альбрехт. — Известие о его смерти и так уже дошло до Рима. Если бы мы похоронили канатоходца на следующий день, то были бы от многого избавлены.

— Вы имеете в виду нахлынувшие людские массы?

— Именно их!

Иоахим Кирхнер задумался, после чего произнес:

— Мне не пристало предвосхищать мысли вашей милости…

— Давай, говори. — Кардинал благосклонно кивнул.

— …Однажды вы сказали, что подозревали Великого Рудольфо в причастности к Девяти Незримым, владеющим тайными познаниями человечества. И пришли к выводу, что канатоходец использовал эти познания во время своих отчаянных выступлений.

— Да, говорил, и это было бы внятным объяснением его умений и нечеловеческих способностей.

— Если ваше предположение оправдается, то тогда, ваша милость, было бы логично, что остальные восемь из Девяти Незримых решили проститься со своим товарищем. Об этом свидетельствует хотя бы присутствие великого Эразма Роттердамского и столь же высокообразованного Агриппы из Неттесгейма. Если ваша милость заинтересована в их знаниях, нам надо не спускать с них глаз.

— Еще бы я не был заинтересован! — взорвался Альбрехт Бранденбургский. — Ты же знаешь мое положение: я, кардинал и курфюрст Майнцский, полный банкрот, неплатежеспособен. Я, ты, все мы живем за счет милости и щедрот богача Фуггера. Если Маттеус Шварц будет настаивать, мне придется заложить Майнцский собор! Боже мой, какой позор! Гнусный епископ Шпейерский совершил бы молебствие и три дня праздновал бы свою победу. Я даже не смею думать об этом. А если бы нам удалось обнаружить одного из Девяти Незримых и выкупить у него его познания, мы бы избавились от всех своих проблем!

— Да откуда же взять на это деньги? — рассудительно заметил секретарь. — Могу себе представить, какую огромную сумму заломят Незримые, если вообще хоть один из них готов обнаружить себя и раскрыть свою тайну. Что же вы намереваетесь предпринять, ваша курфюрстшеская милость?

— Это уж моя забота, — с лукавой ухмылкой отрезал Альбрехт.

Кирхнера одолевали сомнения, что князь-епископ будет в состоянии отыскать еще один источник финансов. Маттеус Шварц не даст ему ни гроша, пока он не выплатит хотя бы проценты по существующим долгам. Что же до богатых евреев, завладевших целым кварталом между Флаксмарктом и Бетцельгассе, то эти были чересчур хитры, чтобы пускаться в финансовые авантюры, исход которых был столь же неопределенным, как гороскоп звездочета.

Кирхнер нерешительно повторил:

— Ваша курфюрстшеская милость, перед городскими воротами все еще ждет достойного приема папский посланник, кардинал папской курии Джустиниани.

Альбрехт гневно отмахнулся:

— На что мне этот Джустиниани? Я его не приглашал, он о своем приезде меня не извещал. Пошли к воротам каноников. Только пусть наденут чистое белье, чтобы не воняли!

Погребальная процессия Великого Рудольфо неожиданно попала на настоящие народные гуляния. Леонгард Куенрат, великан из Равенны, одетый в маскарадный костюм — медвежью шкуру, лишь местами прикрывавшую его мускулистое тело, — вез двухколесную повозку с гробом канатоходца. И где бы он ни появлялся, публика встречала его громом аплодисментов. Люди, провожавшие артиста в последний путь, бросали цветы на повозку. Казалось, все забыли, что Великий Рудольфо умер не естественной смертью, а стал жертвой покушения. Но бродячий артист считался свободным как птица, и его кончина не вписывалась в свод принятых законов.