Иллюзия убийства - читать онлайн книгу. Автор: Кэрол Макклири cтр.№ 55

Перед рассветом мы бросаем якорь в Кантоне.

В то время как мы завтракаем, на борт поднимается приглашенный капитаном гид-китаец Ай Сун. Он молча наблюдает, как для нас готовится легкая закуска, которую мы возьмем с собой.

Первое, что говорит нам Ай Сун: «Веселого Рождества», — и мы по достоинству оцениваем его вежливость и внимательность, поскольку эта дата вылетела у нас из головы.

Ай Сун сообщает нам, что посещал занятия в американской миссии в Кантоне, но со всей искренностью признается, что усвоил только английский язык, не переняв христианскую религию.

Капитан говорит, что помимо зарплаты гида Ай Сун получает проценты от торговцев за все товары, купленные туристами, которых китаец приводит в определенные магазины. Конечно, туристы там платят больше, чем в других магазинах, а Ай Сун старается устроить так, чтобы путешественники не ходили туда, где ему ничего не перепадет.

— Очень сообразительный малый, — хвалит его Фредерик.

Ай Сун одет весьма элегантно: в черные, украшенные бисером ботинки с белыми подошвами, ярко-синие брюки, точнее сказать — трико, потому что они завязаны вокруг щиколоток и плотно обтягивают почти всю ногу. На плечах синяя, жестко накрахмаленная одежда наподобие длинной, доходящей до пят рубашки, а поверх нее подбитый и стеганый шелковый жилет, чем-то похожий на то, что надевают под смокинг. Его длинная черная как смоль косичка с кисточкой из черного шелка опускается по спине почти до земли. На том месте, откуда начинается его коса, прикреплена круглая черная шапочка.

У забортного трапа нас ждут носильщики с паланкинами, о которых позаботился Ай Сун. Его паланкин — изящное сооружение из черных шелковых драпировок с кисточками и бахромой и черными деревянными стойками с украшениями в виде медных шишаков. Сев внутрь, он задергивает драпировку от глаз прохожих.

Наши незамысловатые переносные кресла имеют обычный полог, который, по-моему, мешает обзору, и мы откинули его назад и завязали.

У каждого из нас по три носильщика, что не совсем справедливо, поскольку тем, кто несет Фредерика, достался вес вдвое больший, чем моим. Носильщики — босые, их косы растрепаны, а синие рубашки и штаны в чистоте и качестве сильно уступают щеголеватому наряду Ай Суна.

Его носильщики — в белой, без единого пятнышка одежде, изящно отороченной широкой красной лентой и очень похожей на костюмы цирковых клоунов.

Наша кавалькада с Ай Суном впереди пробирается по переполненным людьми улицам, темным и узким переулкам, мимо рыбных прилавков, пока мы не пересекаем мост, перекинутый через мутный, медленно текущий поток.

Говорят, в Кантоне живут миллионы людей, а улицы, многие из которых неаккуратно выложены камнем, кажется, немного больше ярда шириной.

Магазины, с яркими и красивыми резными вывесками, открыты с передней стороны, словно вся стена, выходящая на улицу, была взорвана. В глубине каждого магазина находится алтарь, красочно оформленный и богато украшенный.

Меня предупреждали, что в Кантоне китайцы могут попытаться закидать меня камнями. В них глубоко пустили корни гнев и горечь, посеянные Опиумными войнами, в результате которых английская Корона получила гигантский источник дохода от продажи опиума в Китае, и другими несправедливостями, допущенными западными странами.

Капитан Грогэн говорит, что китаянки, завидев туристок, плюют им в лицо. Однако у меня не возникают таких проблем. Наоборот, когда мы появляемся на виду, сидя в переносных стульях, из магазинов выбегают люди посмотреть на меня как на диковинку, но их совершенно не интересует Фредерик. Они не проявляют никакой враждебности. Некоторые встречающиеся мне женщины смотрят на меня с любопытством, реже — с добротой.

У людей лица не радостные. У них такой вид, словно они ничего не знают в жизни, кроме тяжелого труда и нищеты, как шахтеры в моем родном штате Пенсильвания.

Очень странно, что внимание людей больше всего привлекают мои перчатки. Китайцы смотрят на них с удивлением, и иногда кто-нибудь, набравшись смелости, подходит и дотрагивается до них.

Небо на узких улицах города увидеть невозможно из-за громадного количества вывесок, всякого рода украшений и скученности построек.

Иногда наша кавалькада паланкинов встречается с другой, и, поскольку они не могут на таких улицах разминуться, все останавливаются, и тогда начинаются неимоверные галдеж и суета, продолжающиеся до тех пор, пока мы не разойдемся.

Когда мы приближаемся к тюрьме, которую я хотела увидеть, Ай Сун говорит, что там проводятся политические казни. Тираническое правление вдовствующей императрицы вызывает большое недовольство в стране, и оно жестоко подавляется казнями оппозиционеров.

— Почему вы хотите увидеть тюрьму? — спрашивает меня Ай Сун во время очередной остановки.

— Драма жизни и смерти нужна как воздух репортерам криминальной хроники, — отвечает за меня Фредерик.

Я же считаю, что меня ведет репортерская интуиция, а не извращенное желание увидеть нечто ужасное.

Мы входим через ворота во двор, где вокруг стола для азартных игр собралась толпа. Несколько бездельников отделяются от нее и лениво плетутся за нами. Тюрьма совсем не похожа на то, что называется тюрьмой. На первый взгляд она напоминает кривой переулок в поселке.

Когда мы проходим мимо выставленных на сушку гончарных изделий, женщина, изготавливающая горшки, прекращает работу, очевидно, чтобы посудачить о нас с другой женщиной, которая ставит их в ряды.

— Место казни, — говорит Ай Сун, показывая широким движением руки на площадку длиной примерно семьдесят пять футов и шириной двадцать пять футов по передней стороне и сужающуюся к дальней стороне.

Площадка в одном месте очень красная, и на мой вопрос, почему так, Ай Сун, ковырнув темно-красную землю носком ботинка с белой подошвой, безразлично отвечает:

— Вчера здесь отрубили головы одиннадцати преступникам.

Фредерик отходит назад к гончарной мастерской и говорит мне:

— Я видел столько крови людей и животных, что мне хватит на несколько жизней.

Ай Сун уточняет, что обычно одновременно казнят десять — двадцать человек. В среднем за год получается около четырехсот. И еще наш гид добавляет, что за один 1855 год в этом «переулке» обезглавили пятьдесят тысяч повстанцев.

Я содрогаюсь при мысли, что так много душ было насильственно отправлено на небеса или в ад из-за политических разногласий.

Слушая Ай Суна, я замечаю несколько грубо сколоченных деревянных крестов, прислоненных к высокой каменной стене. Предположив, что они предназначены для каких-нибудь религиозных целей до и во время казней, я спрашиваю о них гида.

Дрожь пробегает у меня по спине, когда я слышу ответ:

— В Китае приговоренных к смерти женщин привязывают к деревянным крестам и четвертуют. Мужчинам отрубают голову одним ударом, если они не злейшие преступники. Злейших преступников казнят, как женщин, чтобы они умирали более позорной смертью. Их привязывают к крестам и душат или четвертуют. При четвертовании людей расчленяют и потрошат полностью, прежде чем они успевают умереть. Не желаете ли взглянуть на отрубленные головы?