Булатный перстень - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Плещеева cтр.№ 20

Ероха отыскал скамью, сел, задумался. Все последние дни на размышления времени не было, Тараканыч не допускал безделья на борту. Выходило, что за четыре дня Ероха не принял ни капли спиртного — и жив!

Для человека, ухитрившегося пропить серебряный крест и носившего на гайтане оловянный, это было неслыханным достижением. Впору было заказывать молебен во здравие Тараканыча. Ероха подумал, надо бы уговориться с боцманом, чтобы в ближайшее время держал у себя Ерохино жалованье. Если вспомнить, кому и сколько он должен, волосы дыбом встанут.

Дворник, которому полагается вставать спозаранку, протопал в полуподвальную конуру. Нерецкого все не было — пробежала к черному ходу какая-то женщина, и только. Покричали на крыше сарая коты. Где-то по соседству заржала в конюшне лошадь. Часов Ероха не имел, пропил еще весной, и совсем потерял счет времени. В конце концов усталость дала себя знать, и он задремал.

Проснулся оттого, что его как следует встряхнули за плечо.

— Вставай, дурак, да вставай же! — требовал сердитый женский голос. — Нашел время дрыхнуть! На вот! Держи крепко! Бежим!

Ероха спросонья дурно соображал — что велели, то и сделал.

Он прижал к груди кучу рассыпавшихся тряпок и, будучи подхвачен под локоть норовистой и деятельной девицей, выбежал со двора.

— Скорее, скорее! — торопила она. И они оказались на перекрестке, которого Ероха сразу не опознал.

— Ну, беги к барину! — распорядилась девица. — Письмецо я потом принесу. — И умчалась — только каблучки простучали.

Ероха остался стоять — слово «барин» насторожило: какой барин, зачем барин?

Тут он услышал кошачий писк.

Логика сна еще владела Ерохой. Откуда коты? Они оказались совсем близко, пищат почти в ухо, и Ероха проснулся окончательно.

Белая ночь милосердно просветила его, — он уставился на тряпочный сверток, который держал в объятиях, и увидел сморщенную рожицу с ротишком, куда и смородинку не втолкнуть. Однако этот раскрытый ротишко требовал: обратите на меня внимание!

— Дитя?! — ахнул Ероха.

Да, это было новорожденное дитя, которому бы спать сейчас в колыбельке, а бегущий человек его растряс.

Как всякий неженатый мужчина Ероха понятия не имел, что делать с кричащим младенцем. Он видел когда-то, как кормилица укачивает дитятю, и попытался воспроизвести ее движения. Но младенец энергично протестовал, чем вверг беднягу в полное смятение.

Уже было ясно, что бойкая девица с кем-то Ероху спутала. Было также понятно, что рождение этого младенца покрыто тайной — может, мать родила его от любовника, может, он нужен для подмены. Но прежде всего следовало его угомонить. По улицам время от времени проходили десятские, и Ероха вовсе не хотел угодить в полицейскую часть, подозреваемый в краже ребенка. А главное — требовалось скорее вернуться на скамью, чтобы дождаться Нерецкого. Пакет-то — вот он, за пазухой, толстенный пакет из плотной шершавой бумаги.

Первой разумной мыслью было: найти бабу и отдать дитя ей, чтобы она заставила его замолчать.

Найти на Мещанских бабу несложно — Ероха даже знал, где водятся доступные девицы. Только доверить им ребенка он не решился. Требовалась женщина, понимающая, что такое материнство. И вдруг он понял, где ее искать.

Будучи записным пьяницей и царева кабака угодником, Ероха знал несколько трактиров, открытых всю ночь. В одном, безымянном, глядевшем на Екатерининскую канаву, трактирщику обычно помогала супруга, здоровенная бабища Аксинья Мироновна, родившая и выкормившая чуть ли не пятнадцать штук детей, а сейчас, возможно, брюхатая шестнадцатым. Вряд ли в белую ночь заведение закрыто — скорей всего там сейчас самое веселье, и Аксинья Мироновна, самая из всех трезвая, потому что с трех-четырех чарок водки она вовсе не пьянеет, заведует порядком.

Ероха помчался к трактиру.

Там собралось весьма пестрое общество. Сапожники-выпивохи, мастеровые-пропойцы, запойные каменщики и мелкое ворье — вот кто посещал безымянный трактир. Вломившись туда, Ероха увидел с десяток знакомых рыл и обрадовался.

Разговор за столами шел патриотический — узнав о начале войны, молодые петербургские обыватели возмутились чрезвычайно и сотнями кинулись записываться в полки. Тут можно было увидеть поповича и парикмахера, лодочника и приказчика из Гостиного двора, дворника и трактирных завсегдаев, которые, разумеется, тоже собиралась на войну и в последние деньки мирной жизни пыталась надраться впрок.

— Ба-а, гость дорогой! — закричал трактирщик Андрон Антипыч. — Ваше благородие! Не извольте беспокоиться, тут же будет налито! Угощаю! Пьем за победу над шведом!

— Погоди, Андрон Антипыч, — сказал Ероха. — Мне твоя сожительница нужна.

— На кой ляд она тебе?

— Позови, сделай милость!

Анисья Мироновна явилась, неся два здоровых кувшина с пивом и прижатый к груди горшок с солеными яйцами, готовить которые она была великая мастерица — на Пасху их собиралось лукошка по три-четыре, все не съесть, а засолишь — выходит отменная и даже богоугодная закуска. Дитя, словно поняв, что спасение от невзгод рядом, приветствовало трактирщицу на свой лад. Как ни громко галдели мужчины, а писк этот услышали и замолчали в изумлении: до них дошло, что тряпичном узле у Ерохиной груди — живое доподлинное дитя!

— Ты где ж это разжился, брат? — спросил бородатый квасник Дементий, собиравшийся записываться в артиллерию по примеру покойного деда, старого служаки.

— На улице набрел.

— Неужто прямо на улице оставили? Родятся же такие потаскушки!

— Давай сюда! — велела Анисья Мироновна. — Покормлю! Думала, Ванюшку от груди отлучу — и будет с меня! А вот, гляди ж ты, послал Бог младенчика..

Ероха с огромным облегчением отдал ей дитя и устремился к двери, но Дементий заступил дорогу:

— Куда-а?! А за славу русского оружия?!

— Идти мне надо, человека одного встретить, — принялся объяснять Ероха. — Он домой поздно возвращается, не проворонить бы…

— Так всего одну чарку! Как же за славу не выпить?

Ероха вздохнул и согласился.

Потом пили за адмирала Грейга, почему-то за светлейшего князя Потемкина, за погибель шведского короля, в шестой раз за государыню, в четвертый раз за великого князя с супругой, и опять — за победу, за флот…

Вытащил Ероху на свежий воздух крепкий питух Герасим, служивший, коли не врет, по соседству банщиком. Перепить Герасима можно было только втроем — такая у него была стойкая натура.

— Давай, брат Ероха, передвигай ножки! — командовал он. — Ать-два, ать-два! Вот и славно… а теперь командируйся, куда Господь ведет…

Господь привел Ероху, не уронив по пути в Екатерининскую канаву, на Адмиралтейскую першпективу, в просторечии — Гороховую. Там он услышал колокол ближнего храма, зовущий на службу, пошел на звук, а более ничего не помнил — очнулся Ероха от холода под забором. Тут только он обнаружил, что кафтан, выданный Змаевичем, остался в безымянном трактире и, судя по всему, был пропит им во славу Российского флота.