— Есть! Нерецкий, идем!
— Не надо буйствовать, Сашетта, — вмешался наконец Ржевский.
— Я не пущу его! Я боюсь!
— И что же вы собираетесь предпринять? Бежать с ним в Европу? — полюбопытствовал сенатор. — Без подорожной недалеко уедете. Может, в Спиридоново? Если вы кому понадобитесь, там вас сразу отыщут. Не надо дурачиться…
— Я не отдам его! Вы повезете его к Шешковскому!
— Разве есть выбор? Лучше ему явиться в Тайную экспедицию добровольно.
— Нет, нет, я боюсь… не отдам…
— Она взбесилась, — негромко, но внятно сказал Михайлов Ржевскому.
— Я знаю это состояние. В подземелье она не боялась, но сейчас весь тот страх рвется наружу. Ладно. Забирайте его, сударыня, но я должен знать, что он у вас на Миллионной. Даете слово, что никуда с ним не побежите?
— Даю, — довольная, что удалось выторговать отсрочку, ответила Александра.
— Стойте тут, не уходите, я велю, чтобы вас взяла одна из елагинских лодок.
Александра повернулась спиной к Михайлову, демонстративно прильнув к плечу Нерецкого.
Ржевский, отойдя шагов с десяток, обратился к Михайлову:
— Капитан, где Майков? — спросил он, не глядя в глаза.
Выбор можно было отложить хотя бы ненадолго — как Александра оттянула миг, когда придется отдавать жениха чужим и злым людям.
— В руках уже был, сукин сын… Где-то, полагаю, на острове прячется, — Михайлов всем видом показал горестное расстройство.
— А Ерофеев где?
— Вместе с Усовым за Майковым гоняется. Забота им до самого утра, пока развиднеется.
— Недолго осталось. Стало быть, поймают…
— Уверен, изловят… Но ведь главный в этой интриге князь Шехонской, — с надеждой сказал Михайлов. — Отчего бы не заставить его все рассказать?
— Князя особо трогать не станут, — недовольно ответил Ржевский. — Под крылом супруги он благоденствует. Она его всегда и защитит, и отстоит, как мамка — дитятю. Завтра же княгиня отправит его с надежными людьми в деревню. Он очухается и будет дальше чудесить. Так он у себя в личных покоях чуть ли не окна замуровал, а теперь вообще в подвал жить переберется.
— Но кто-то же должен рассказать о заговоре! — возмутился Михайлов. — То есть коли мы не изловим Майкова… Именно тот, кто знает все подробности!
— Тот, кто расскажет, назовет все имена. А это мы уже обсуждали.
— Еще и лишних добавит! — выпалил Михайлов.
— Я не знаю, как тут быть, — со вздохом сказал Ржевский, подспудно сие означало: может, ты знаешь?
Некоторое время оба молчали.
— Что-то мог бы сказать Нерецкий, — глядя в пол, с трудом выговорил Михайлов.
— Да, он знает некоторые имена. Я сам мог бы назвать князя как главного зачинщика этой мерзости. Тем более, что ему ничего не угрожает…
— Да, я помню.
— И его главного помощника также. Если бы я только был уверен, что он не втянет в это дело людей, виновных лишь в наивности своей…
Михайлов редко понимал более того, что сказано вслух. Но тут чувства были обострены. И сделалось ясно, что выбор — вот он, сию минуту надобно с ним что-то делать. Сенатор всячески показывал, какого ответа ждет.
— Полагаю, что не втянет, — тихо сказал Михайлов.
— Речь идет почти о сотне флотских офицеров. На одном «Ростиславе» их не менее двух десятков. Грейг нарочно там их собрал. И всякий нужен на своем месте…
— Догадываюсь, — едва удержав язык от упоминания мифической тысячи, произнес Михайлов. — Где им и быть, как не на Грейговом флагмане?
— Не возмущайтесь Грейгом. Он пытался быть честным во всем.
— Как тот чудак, что пытается сидеть одной задницей на двух стульях!
Ржевский засмеялся.
— Грейг уже свое получил. Недоверие государыни — самый достойный «приз». На словах не высказано, однако все претензии к Грейгу, так или иначе, прозвучали.
— Как же он будет дальше служить?
— Я не Сивилла Кумская и не Кассандра, но сдается мне, что… Грейг более служить не будет.
— Подаст в отставку?
— Хорошо, коли так.
Опять возникло тягостное молчание.
— Я, пожалуй, пойду, поищу Ерофеева с Усовым, — наконец соврал Михайлов. — И Новикова.
— Да, ступайте. Но — в одиночку?
— Возьму с собой мичмана Колокольцева.
— Мичман еще очень молод.
Михайлов понял: как бы юное создание не увидело чего лишнего и не проболталось. Ржевский догадывался, что Ероха с Усовым отлично знают, где Майков; возможно, держат его на мушке и ждут лишь знака от Михайлова.
— Мичман будет искать Новикова, который поставлен у канала, соединяющего пруды, и не откликался на зов.
— Бог в помощь, Михайлов. Когда выспитесь после бурной ночи — приезжайте ко мне. Вы у Колокольцевых будете?
— Нет. Я поеду домой.
У Колокольцевых было хорошо, но Михайлов хотел в маленькую комнатку, где стояла коротковатая кровать, где стараниями тещи Натальи Фалалеевны горела под образом Николы Морского неугасимая лампадка и пахло ладаном. Он должен был побыть наедине с собой в родном доме — там, где его дети.
— Буду ждать вас.
— Приеду.
Ржевский направился к лодкам.
— Эй, господин мичман! — позвал Михайлов.
— Алексей Иванович!
— Сбегай, покликай Новикова.
— Единым духом!
Родька пропадал довольно долго. Вернувшись, доложил: Владимир Данилыч сгинул в неизвестном направлении.
— Может, за этими господами в белых плащах гоняется? — предположил Родька.
— Чего за ними гоняться? Вон они — перед павильоном и на пристани, кроме разве пятерых, которые через реку вплавь ушли. Поэтому ступай поищи Новикова, пройди подальше, покричи. Где-то же он есть.
Родька в полнейшем недоумении ушел к прудам, а Михайлов крепко задумался.
Угнетала мысль о количестве имен, которое мог без всякого принуждения с готовностью назвать Майков, причем и проверить его было невозможно, масонам многие сочувствовали. Что тут может помочь, кроме пистолетной пули в висок, Михайлов не знал.
Убивать людей ему еще не доводилось. Как и приказывать. И намекать, что это было бы весьма желательно, — тоже.
А Ржевский хотел быть уверен, что Майков не заговорит…
Вдали звенел Родькин голос. Бас Новикова не отзывался. Михайлов крепко почесал в затылке: что делать? И ни одной мудрой мысли в михайловской голове не родилось.
В это время Александра и Нерецкий, держась за руки, плыли домой.