Святые сердца - читать онлайн книгу. Автор: Сара Дюнан cтр.№ 62

Перед ними, на специально отведенных скамьях, сидит Зуана и еще несколько монахинь хора, не участвующих в представлении. Их посадили лицом к сцене и спиной к зрителям не просто так, а чтобы они случайно не встретились взглядом с кем-нибудь из гостей-мужчин, которые толпятся в дальнем конце комнаты, неузнаваемые в масках и плащах; все это братья, отцы, дядюшки, кузены, а также те, кто, назвавшись родственниками в ответ на расспросы привратницы, пришли только затем, чтобы послушать пение, — весь карнавал они ходят по лучшим концертам города, и Санта-Катерина в этом году занимает в их списке далеко не последнее место.

Перед сценой монастырский хор и оркестр стоят лицом друг к другу, притворяясь, будто музицируют исключительно для себя. Руки сестры Пуриты замерли над клавиатурой органа, Лючия и Перпетуа согнулись над лютней и виолой, а Урсула не отнимает сложенных горстью ладоней от струн арфы, словно баюкая звуки, которые только что извлекла. У ее ног лежит флейта, на которой она будет играть позже. Это вызвало живейшую дискуссию на собрании, поскольку есть люди — как внутри монастыря, так и за его стенами, — которые считают неприличным для женщины публично играть на чем-либо при помощи рта. Так что присутствием этого инструмента на концерте слушатели обязаны красноречию сестры Бенедикты, а также ее едва завуалированным намекам на то, что без флейты один из ее самых популярных песенных циклов вряд ли вообще удастся сыграть.

Напротив оркестра сидит хор, все сорок сестер в свежевыстиранных платьях и отутюженных черных вуалях поверх покрывал, накрахмаленных оставшимся от выпечки яичным белком. А в переднем ряду, выделяясь белоснежными платьями, которые придают им что-то ангельское, расположились несколько послушниц, своим видом и голосами лаская слух и взор. Особенно одна.

Бенедикта дает ей знак. Когда она набирает полную грудь воздуха, все остальные, кажется, затаивают дыхание.

Вот я, ягненок малый,

Новая невеста Господа,

Живу в богатстве

И небесной страсти.

Слова присланы из Рима, их автор — один из новых папских фаворитов, но музыку — радостную, под стать голосу Серафины, — написала Бенедикта. Даже Зуана, обычно не слишком чувствительная к столь слащавым звукам, очарована. Она бросает взгляд на резное деревянное кресло, принесенное специально для этого случая из залы собраний, в котором сидит аббатиса, прямая, точно аршин проглотила, а ее белые руки лежат на коленях, как пара отдыхающих голубей. Именно она предложила этот текст как самый походящий для карнавала на том памятном собрании, когда столько копий было сломано из-за флейты. Не удивительно, что он завоевал всех, кроме Юмилианы и Феличиты.

Песня моя радует ангелов в небе.

Мой взор прикован

К солнцу рая,

А жизнь мою питает

Извечная краса.

Да, текст отвечает случаю как нельзя лучше: смесь невинности и страсти безотказно действует на сидящих в зале возможных послушниц и, что еще важнее, на их родителей. «Христос — единственный зять, который никогда не доставит мне хлопот». Эти слова произнесла самая знатная женщина Феррары, Изабелла д’Эсте, обвенчавшая двух из своих дочерей с Церковью. Заполучившему их монастырю несказанно повезло, ведь более щедрой патронессы не бывало во всей Италии. Но и Санта-Катерина со своей новой певчей пташкой тоже преуспеет.

А ведь это еще не все. Впереди сонеты Петрарки о Деве Марии, положенные на такую музыку, которая представляет голос девушки во всем его блеске, а после угощения в трапезной только для женщин — родственниц и покровительниц — сыграют пьесу. Если представление пройдет так же хорошо, как и концерт, — главное, чтобы сестра Лавиния нашла свой костюм придворного, который куда-то подевался, а монахиня, отвечающая за звуки за сценой, вовремя изобразила гром, и его раскат совпал с чудесным разрушением колеса, а не прозвучал непонятно зачем две или три реплики спустя, — то это будет самое лучшее карнавальное торжество, когда-либо виденное их общиной. «Да, — думает Зуана, — у аббатисы есть все основания выглядеть довольной».

К концу песни все в зале смотрят на девушку. Та бросает на зрителей быстрый взгляд, но тут же кротко опускает глаза. И хотя некоторые могут усмотреть в ее исполнении блеск, Зуане она кажется измученной и похудевшей, почти больной от возбуждения. Наверное, в этом нет ничего удивительного. Крайняя степень добродетели может оказаться столь же непосильной, как и крайнее бунтарство. Как только карнавал завершится и восстановится нормальный порядок вещей, она поймет, что монастырская жизнь вовсе не так волнительна и беспокойна. Конечно, при условии, что волнения и беспокойство — это не то, чего она ищет.

В оркестре сестра Урсула берет флейту и подносит ее к губам, и публика предвкушает новое удовольствие.

Концерт кончается, и певицы покидают свои места. Из-за ширмы показывается стол, нагруженный всякими яствами: прекрасные вина соседствуют на нем с прекрасными бокалами, на расписных керамических тарелочках высятся груды печенья и засахаренного миндаля; а посередине красуется глубокая стеклянная чаша, полная ярких марципановых фруктов. Родные и друзья устремляются вперед, навстречу исполнительницам, чтобы поздравить их, а некоторые особо рьяные молодые люди так спешат оказаться в первых рядах, что даже отталкивают других (под прикрытием масок им, может быть, удастся даже немного полюбезничать или сказать комплимент). Однако, прибыв на место, они разочарованы. Главная певчая птичка уже упорхнула, вернее, ее через заднюю дверь умыкнула Юмилиана, которая защищает своих подопечных, как истинная львица, и даже жертвует правом развлекать своих гостей ради того, чтобы повсюду сопровождать Серафину в промежутке между концертом и представлением.

Сначала они идут в часовню, где к ним присоединяется сестра Персеверанца, освобожденная от участия в празднестве для того, чтобы духовно приготовиться к смерти от рук императора-язычника. Помолившись, они переходят в трапезную, где Серафине дают задание расставить оставшиеся стулья и зажечь к началу представления свечи. Хотя это унизительная работа для молодой женщины, чей голос только что завораживал самых взыскательных ценителей музыки в городе, она не выказывает никакой обиды или недовольства судьбой; просто делает то, что ей велят, время от времени поглядывая в окно, за которым постепенно умирает день.

Когда сестры-привратницы, пересчитав по головам всех посетителей-мужчин, выставляют их на улицу и для пущей надежности запирают за ними дверь на засов (процедура особенно тщательно соблюдается именно сегодня, так как день выдался необыкновенный), а аббатиса провожает наиболее знатных посетительниц в трапезную, куда те плывут, шелестя нарядами, как хорошо оснащенные галеоны снастями, сумерки сгущаются уже настолько, что на сцене без свечей не обойтись, и только за кулисами угасающие лучи солнца еще светят артистам.

Теперь сестра-наставница должна приглядывать за своими подопечными и на сцене, и в зале, где все хотят занять лучшие места сразу за покровительницами. Поднимаются такой шум и суета, что Серафине ничего не стоит выскользнуть из толпы и найти себе местечко в самом конце последнего ряда.