Рождение Венеры - читать онлайн книгу. Автор: Сара Дюнан cтр.№ 56

– На следующий день после того, как вы отправились к сестре, – ответила она, и ее нарочитая небрежность показалась мне такой же фальшивой, как моя собственная. Неужели она тоже все знает? Неужели она с самого начала все знала? Неужели об этом знали все, кроме меня?

– А где они?

– Только что вернулись с прогулки верхом. Кажется… кажется, они в парадном зале.

– Ну, тогда скажи им, что я возвратилась. Или… или нет, пожалуй, я сама к ним пойду.

Я быстро поднялась по лестнице, боясь утратить смелость и спиной чувствуя ее взгляд. На следующий день после того, как я покинула дом! Неприкрытое вожделение моего мужа заставляло меня краснеть за него. И за себя.

Я тихонько распахнула дверь. Они уютно устроились. Стол, накрытый к ужину, хорошее вино, в воздухе разносятся пряные ароматы. Похоже, повара расстарались, чтобы угодить им. Они стояли у решетки очага, близко к огню, но еще ближе друг к другу, хотя и не касались друг друга. Ненаблюдательному зрителю показалось бы, что это просто двое друзей, греющихся у пламени, но я уловила незримые токи, пробегавшие между ними, как пламя между двумя горящими поленьями. Томмазо был одет уже не так роскошно, явно памятуя о новых порядках, хотя мне показалось, что его смазливая физиономия несколько располнела. Скоро ему исполнится двадцать. Еще не вполне зрелый мужчина, однако достаточно взрослый, чтобы навлечь на себя суровое наказание. Плаутилла рассказывала о том, что в Венеции молодым людям, осужденным за содомию, отрезают носы, – наказание обычно применяемое к потаскухам, вполне подобает немужественным мужчинам, а заодно способно вполне отвратить от суетности! Слушая ее, я поняла смысл увечья, что нанесли тому юноше на ступенях Баптистерия, которого я видела в день свадьбы. За все годы моих ссор с Томмазо я еще ни разу не желала ему подобного зла, и меня саму напугала такая жестокость Он первым меня заметил, поймав мой взгляд поверх плеча Кристофоро. Мы всю жизнь были мучителями друг для друга: он – мулом, а я – оводом, отвечавшим полудюжиной болезненных укусов на каждый слепой удар его хвоста.

– Здравствуй, сестрица, – сказал он, и я готова была поклясться, что к его ликованию примешался страх.

– Здравствуй, Томмазо. – Я и сама расслышала враждебные нотки в своем голосе – мне даже не хватило духа как следует выговорить его имя.

Муж немедленно обернулся и одним вкрадчивым движением отдалился от своего любовника и приблизился ко мне:

– Дорогая! Добро пожаловать домой. Как твоя сестра?

– Живет полной жизнью. Во всех смыслах слова. – Благодарение Богу за хорошую память.

Последовали смущенные, как бы танцевальные, па: мы рассредоточились по залу. Кристофоро уселся на один стул, я на другой, а Томмазо – на маленькую кушетку рядом: муж, жена и шурин, очаровательный семейный портрет представителей образованнейшего флорентийского общества.

– А ребенок?

– Чудесен.

Наступила тишина. Что гласит главная заповедь Савонаролы относительно женщин? После послушания, важнейшая добродетель жены – молчание. Но чтобы быть настоящей женой необходимо иметь настоящего мужа.

Плаутилла соскучилась по тебе, – сказала я Томмазо. – Ты – единственный, кто ее не навестил. Он опустил глаза:

– Знаю. Я был занят.

Наверное, срезал оборки со своих нарядов, подумала я и же заметила, что на нем тот самый серебряный пояс, полученный в подарок в день моей свадьбы. И ощутила боль, как от удара.

– Впрочем, меня тоже удивляет, что ты так часто отлучаешься из дому. Мне казалось, последнее время город должен манить тебя куда меньше.

– Ну… – Он бросил быстрый взгляд на Кристофоро. – Да я не… – И умолк, слегка дернув плечами, явно следуя полученным указаниям: не задевать и не задирать меня.

Снова воцарилась тишина. Я поглядела на мужа. Он поглядел на меня. Я улыбнулась, но он не ответил улыбкой.

– Томмазо рассказывает, что творится в монастырях, – тихо сказал он. – Забирают все предметы искусства, которые не отвечают его представлениям о приличиях, и все чрезмерно роскошные украшения и облачения.

– А что он будет делать с конфискованными богатствами? – спросила я.

– Этого никто не знает. Но не удивлюсь, если очень скоро мы почуем запах горящего дерева.

– Неужели он осмелится?

– Думаю, никакой смелости не потребуется. Он может творить все, что ему вздумается, пока за ним идет народ.

– А как же то, что осталось от художественного собрания Медичи. – спросила я. – На это-то он не позарится?

– Нет. Больше похоже на то, что он предложит им распродать свое собрание.

– Тогда составьте список всех покупателей, – посоветовала я саркастически. – Придется вам умерить свою страсть к приобретению красивых вещей, Кристофоро, иначе нас возьмут на заметку уже совсем по другой причине.

Он слегка кивнул, признавая мудрость моего совета. Я бросила взгляд на Томмазо.

– А ты какого мнения о взглядах нашего Монаха на Золотой век искусства? – спросила я у брата, желая, чтобы тот обнаружил всю скудость своего ума. – Наверное, именно этим заняты все время твои мысли?

Тот в ответ состроил гримасу. А не задирай меня, подумала я. Ты сам причинил другим гораздо больше вреда, чем причинили тебе.

– Да, вот еще, – продолжила я, когда стало ясно, что он не намерен отвечать, – я слышала, наш Лука подался в ряды воинов Божьих. Будем надеяться, ты не обрел в его лице врага.

– Лука? Да нет. Он просто любит войну. Ты бы видела его в прежние дни на улицах! Он обожает потасовки. Если нельзя драться с французами, тогда можно драться с грешниками. Он от этого удовольствие получает.

– Что ж, все мы получаем его кто как может. – Я сделала паузу. – Матушка говорит, тебя постоянно нет дома. – Еще пауза. На сей раз более длинная. – Она про тебя знает, да?

Он снова встревожился:

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что такое впечатление у меня создалось из разговора с ней. Быть может, Лука решил признаться ей в твоих грехах.

– Я же сказал! Он меня не выдаст, – повторил он угрюмо. – К тому же ему не все известно.

Зато мне известно, подумала я. Пространство между нами накалилось, я ощущала, как жар подступает к горлу, словно рвота. И чувствовала, как в другом конце комнаты мой муж – наш муж – тоже начинает испытывать беспокойство. Томмазо снова бросил на него взгляд, на сей раз более красноречивый: томный, заговорщицкий, тревожный и сладострастный. Пока я ворковала насчет младенцев и пеленок, они тут ласкали друг друга пользуясь чудесной возможностью – моим отсутствием. Пускай это мой дом, сейчас я в нем – посторонняя. От мучительной боли я сходила с ума.

– И все же здесь можно усмотреть определенную симметрию: один брат попадает к Богу, тогда как второй оправляется прямиком к дьяволу. К счастью для того и другого, обе сестры уже замужем. В какой восторг, наверное, пришли и Бог, и дьявол, когда ты указал, кого мне выбрать в женихи, Томмазо, – сказала я спокойно, но оттого не менее ядовито.