Рождение Венеры - читать онлайн книгу. Автор: Сара Дюнан cтр.№ 32

– Свод обманчив, когда его расписываешь, – объяснила ей я. – Правильно оценить перспективу на глаз невозможно.

А линии решетки помогут ему придерживаться исходного рисунка. На свой набросок он нанесет такую же сетку, как на карту, а потом, квадрат за квадратом, перенесет его на потолок.

Мальчик бросил на меня любопытный взгляд. Я не отвела глаз. Не спорь со мной, отвечал ему мой взгляд. Я прочла и знаю об этом больше, чем когда-либо узнаешь ты, пускай не мне, а тебе суждено покрыть наши потолки небесными видениями.

– Тогда скажи своему учителю, что мы подождем, а пока понаблюдаем за его работой, – заявила я спокойно. – Принеси-ка нам пару стульев.

Он, похоже, немного испугался, но, ничего не сказав, поспешил обратно к алтарю и принялся искать подходящие стулья. Найдя два стула, он потащил было их в нашу сторону, но тут на него закричал художник, и мальчишка застыл на месте, разрываясь между двумя приказами. Я с удовольствием отметила, что слово художника оказалось важнее, и подмастерье, бросив свою ношу на полпути, вернулся к прежней работе. За стульями отправилась Эрила.

Прошел почти час, прежде чем художник спустился. В костре жгли солому – дешевое и капризное топливо, которое вспыхивало и прогорало в считанные мгновенья. Один или два раза художник вскрикивал, когда пламя разгоралось чересчур сильно, и слуги подливали в него немного воды, но от этого поднимался страшный дым, и художник заходился кашлем. Я слышала, что на этом этапе случаются страшные увечья; поэтому слуги должны быть не менее искусными в своем деле, чем живописец – в своем. Наконец, он подал им сигнал опускать его. Веревка дрогнула и закрутилась, устремившись к полу. Он чуть не выпал из своих ремней и, бросившись ничком на пол, неудержимо закашлялся, сплевывая сгустки мокроты и пытаясь восстановить дыхание. Под силу ли женщинам такая работа? Может быть, дочь Учелло и нарисовала множество драпировок для храма Марии Магдалины, но она не могла бы вот так подняться под эти сводчатые небеса. Мужчины творят, женщины лишь восторгаются. Я уже начала терять веру в себя. Савонарола с кафедры призывал отправить женщин по домам. Ходили слухи, что скоро он будет проповедовать одним мужчинам, а если придут французы, то женщины, еще не попрятанные по монастырям, будут крепко заперты на замок у себя дома. Спаси нас Бог!

Художник приподнялся, сел, обхватив голову руками, потом поглядел в сторону и увидел, что мы все еще в часовне, все еще ждем. Он встал, оправил одежду, насколько мог, и подошел к нам. Он изменился – облик стал более мужественным, а прежнюю робость словно прогнала поглотившая его работа. Эрила поднялась, мгновенно став преградой между ним и мною. Лицо у него сейчас было чернее, чем у нее, а пахло от него потом и гарью, и будто сам дьявол вселял в него уверенность.

– Я сейчас не могу прерваться, – сказал он сиплым от дыма голосом. – Мне нужен не только огонь, но и дневной свет.

– Вы с ума сошли, – возразила я. – Вы заболеете!

– Не заболею, если буду работать быстро.

– О! У моего отца есть зеркала, которые он использует, когда работает ночами: они делают свечное пламя ярче. Я попрошу его прислать вам такое зеркало.

Он склонил голову:

– Благодарю вас.

От алтаря донесся голос – это кто-то из слуг о чем-то спрашивал его. Художник ответил на чистом тосканском наречии.

– Вы преуспели в итальянском.

– Огонь торопит с ученьем! – И по его перепачканному лицу скользнул призрак улыбки.

Наступило молчание.

– Эрила, – сказала я, – ты не оставишь нас на минутку одних!

Та бросила на меня сердитый взгляд.

– Прошу тебя. – Я не знала, что еще сказать.

Она пристально поглядела на художника, потом отвела взгляд и двинулась к алтарю, беспечно покачивая бедрами, как она иногда делала, когда хотела, чтобы мужчины обратили на нее внимание. Мальчишка глаз от нее не мог оторвать, а художник даже не поглядел в ее сторону.

– Вы их посмотрели?

Он слегка кивнул, но я ничего не смогла прочесть в его глазах, покрасневших от дыма. Он снова глянул на огонь…

– Ну так если не сейчас, то когда же? Я через несколько дней уезжаю.

– Уезжаете? Куда?

Значит, он ничего не слышал.

– Меня выдают замуж. Разве вы не знали?

– Нет. – Он помолчал. – Нет, я этого не знал.

Он существовал так обособленно, что до него не доходили даже сплетни прислуги.

– Тогда, наверное, вы не слышали и о том, что нашему городу угрожает вторжение. И что дьявол бесчинствует на его улицах, убивая и калеча людей.

– Я… Да, об этом я что-то слышал, – пробормотал он, и мне показалось, что на мгновенье его снова покинула уверенность.

– Вы ходите в церковь? Тогда вы слышали проповеди Монаха.

Он снова кивнул, но на этот раз отвел глаза…

– Вам следует остерегаться, не то Монах вложит вам в руки молитвенник вместо кисти. Я…

Но тут возле меня снова выросла Эрила и укоризненно зацокала языком, В ее обязанности входило сохранить меня чистой для супружеского ложа, и она явно опасалась, как бы я, секретничая с каким-то мастеровым, не запятнала себя.

Я вздохнула:

– Ну так когда же, художник? Сегодня вечером?..

– Нет. – Голос его прозвучал грубо. – Нет, сегодня вечером я не могу.

– Должно быть, у вас назначена встреча с кем-то еще? – И я замолкла, дав своему вопросу повиснуть в воздухе. – Тогда завтра?

Он поколебался.

– Послезавтра. Тогда решетка будет закончена, а костер убран.

От алтаря снова донесся чей-то голос. Художник поклонился, а потом повернулся и зашагал прочь. Жар от огня ощущался даже там, где мы стояли.

Конечно, я поджидала его. Он вышел поздно, уже после того, как погасли факелы, и если бы у меня в комнате не было открыто окно, то я бы не услышала, как скрипнула задняя дверь нашего дома, и не заметила бы, как он тенью скользнул в черноту. Сколько раз я мысленно отправлялась за ним вослед? Это ведь так легко. Мне был знаком каждый шаг, каждый неровно лежащий булыжник на пути до Собора, и в отличие от большинства девушек моего возраста я не боялась темноты. Что дурного могло приключиться с тем, кто, как я, видит во мраке, словно кошка?

Весь вечер я истязала себя, воображая, как отважусь на это. Я нарочно не раздевалась, не желая растерять свою решимость. Ведь еще несколько дней, и я окажусь под замком – в чужой жизни, в чужом доме, в совершенно незнакомой части города, которой я даже мысленно не представляла себе, и тогда моей вожделенной ночной свободе придет конец. На подоконнике рядом со мной лежала одна из шляп Томмазо, которую я потихоньку стащила из его гардеробной. Я часами примеряла ее, так что уже приноровилась – как нужно надеть ее, чтобы моего лица никто не смог разглядеть. Конечно, мешают все эти юбки, но их можно спрятать под длинным отцовским плащом, а если идти быстро, то разоблачение мне грозит, только если навстречу попадется… Свет факела? Человек? Шайка бродяг?.. Я велела себе перестать об этом думать. Я давно дала себе слово. Раз уж мне предстоит выйти замуж и быть похороненной заживо, я не согласна умереть, так и не увидев наяву хоть частицу моей земли обетованной. Я задолжала себе это зрелище. А если дьявол и расхаживает там, по улицам, то уж наверняка найдутся грешники, более достойные его наказания, чем девушка, ослушавшаяся родителей, чтобы раз в жизни вдохнуть ночной воздух на память о прежней свободе.