В компании куртизанок - читать онлайн книгу. Автор: Сара Дюнан cтр.№ 92

Но, при всей своей жажде славы и богатства, Аретино питает слабость и к уязвимым местам, а не только к блестящей поверхности. Хоть он и притворяется черствым, я знаю, что сострадание ему не чуждо.

— Но мне казалось, что в Венеции… Ты же сам все время твердил нам, что здесь церковь не так сурова, как в других городах…

— Так оно и есть! Не так порочна, не так испорчена. Потому что она более независима от Рима — уж об этом-то государство печется! Послушай, случись такое в любом другом месте, сейчас бы уже наверняка между столбами сваливали кучу дров. Ты сама знаешь, кое-где ведьмы горят так же часто, как обычные свечки! Но все равно, и Венеция попадает в щекотливое положение, если речь заходит о ереси. Щекотливое и для церкви и для государства. Или вы были оба слишком заняты тем, что грешили с добрыми католиками, чтобы это замечать? Насколько я помню, вы вообще не пускали к себе мужчин-еретиков! Значит, вам неизвестно о том, что творится сейчас в Германии?

— Ты про Мюнстер? — Моя госпожа, хотя и проводит много времени в заботе о красоте лица, тем не менее не оторвалась от событий, происходящих в мире.

— Да, про Мюнстер! И не только. Сейчас и многие другие города охвачены пламенем ереси и беспорядков.

Он прав. Хотя именно Мюнстер нагнал на всех страху. Больше всего ужас вселяют самые свежие события, а свежайшие новости из Германии привозят купцы-немцы, после весеннего таяния снегов являющиеся из-за альпийских перевалов. Оказалось, еретики, захватившие Мюнстер — и мужчины и женщины, — настолько обезумели в своей преданности новой вере, что попрали не только Церковь, но и все государственные устои. Убив правителей города, они объявили о создании собственной Божьей Республики, где не будет ни богатства, ни частного имущества, ни королей, ни правителей, диктующих свою волю народу, ни даже законов. Мы тогда сидели с моей госпожой в этой самой комнате и шутили, что, последуй все города примеру Мюнстера, мы останемся без работы. Ведь там, где не существует брака, не существует и греха.

Но бедняцкий рай, как известно, это сущий ад для богачей. Немецкие князья, сломив в итоге упорство бунтарей и едва не заморив их голодом, ответили зверством на зверство. С проповедников ереси заживо сдирали кожу вместе с мясом, а освежеванные трупы выставляли на всеобщее обозрение в клетках, развешанных вокруг шпилей собора, чтобы их медленное разложение послужило уроком остальным.

— Как? Значит, ты не веришь, что наше правящее воронье боится, как бы у нас тоже не произошли такие перевороты? А?

— Нет! Вся эта анабаптистская чепуха годится только для книжников-фанатиков да нищего сброда! Венеция слишком хорошо живет, ей ни к чему страшиться ереси. Тем более лютеране оказались способными к торговле. Но именно поэтому наш город стремится выглядеть чистым в отношении веры. Потому-то и выпустили последний указ против богохульства и проклятий! Всем же ясно, что правительство не столько ратует за истинную веру, сколько боится распространения порока! Вашей целительнице не повезло, ее может захлестнуть это течение. Фьямметта права. Ну расскажешь ты им правду — а именно что ты залез туда, потому что заподозрил, что пять лет назад она украла у вас рубин, — и что дальше? Все равно выходит, что она — воровка, а ты — карлик куртизанки, состоявший в общении с женщиной, обвиняемой в детоубийстве и колдовстве, в чьем доме нашли уйму вонючих мазей и книгу с зашифрованными заклятьями! Ее это не спасет, а тебя, скорее всего, погубит.

— Что же с ней сделают?

— Знаешь что? Я хорошо разбираюсь в жизни шлюх, а не ведьм! Откуда мне знать, что с ней сделают! Станут пытать…

— Ей сделают больно?

— Черт тебя раздери! Конечно сделают. Больно делают всякому, кто нанес урон государству, сам знаешь! Или может быть, ты не только причинным местом, но и мозгами стал слаб — а, Бучино?

— Не насмехайся над ним, Пьетро! — Теперь моя госпожа, похоже, успокоилась, взяла себя в руки. — Ведь Коряга спасла ему жизнь. Тебе это известно. Кроме того, несмотря на то, что она, по-видимому, обокрала нас, она долгое время была нам верным другом.

— Гм! Что ж, я и сам изведал, что это такое — оказаться на краю гибели. И все же вам лучше не ввязываться в это дело. Или вмешаться, но не на суде, а за спинами судей. Фьямметта, если ты можешь залучить в свою постель кого-нибудь, кто способен повлиять на правосудие, то ублажи его на совесть, а потом попроси об услуге. Но если будете слишком высовывать головы, то не жалуйтесь потом, что их вам снесли с плеч!

Уже темно. Аретино ушел, моя госпожа на работе — в постели с нашим стариком-корабельщиком, помогает ему истечь, сквозь сопенье и пыхтенье, хоть каким-то удовольствием. Наша влиятельная ворона, Лоредан, должен навестить нас через несколько дней. Коряга еще жива, еще не осуждена, и нам остается только ждать. И хотя в целом мире не хватит вина, чтобы залить ужас перед надвигающейся катастрофой, я выпил его достаточно, чтобы на время притупить тревогу.

Ночь стоит теплая, и я сижу в лоджии, глядя, как черные лодки скользят по черной воде, и зажженные на лодках фонарики кажутся путеводными светляками в ночной тьме. Снизу долетают веселые возгласы и смех. Пожалуй, Аретино прав: пусть в Германии пылают мятежи, но Венеция слишком красиво живет, чтобы устраивать перевороты. Он никогда не перестанет удивлять меня, этот город, который верит собственным хвастливым выдумкам! В Риме тоже толковали о гражданском величии, но в тесном кругу, а порой и открыто, на людях, все признавались, что чуют запах разложения. Но здесь такое немыслимо! Здесь — мы живем в величайшем из государств христианского мира, в государстве могущественном, богатом, мирном, справедливом и незапятнанном, в девственном городе, в который не может проникнуть ни один враг. Последнее утверждение звучит достаточно странно, так как всем известно, что сюда стекаются мужчины со всего мира с ясным намерением проникнуть повсюду, не затрудняя себя размышлениями о какой-то там девственности.

Разумеется, это миф. Если бы рай был на земле, тогда зачем людям нужно было бы умирать, чтобы попасть туда? И все же… И все же… Часть правды здесь есть, и это-то для меня самое загадочное.

Есть одна книга, о которой теперь много спорят в образованных кругах. Ее написал флорентиец Никколо Макиавелли — человек, которого вышвырнули из правительства и подвергли пытке. В изгнании он написал трактат об искусстве управления государством, устои которого он видит не в христианских идеалах, а в соображениях выгоды. По его мнению, самые успешные владыки правят скорее благодаря силе и страху, нежели благодаря согласию народа. Когда я только прочел это сочинение, то во многом нашел его справедливым, потому что и я считаю, что люди в самом деле таковы, какими Макиавелли их описывает: они куда более восприимчивы к наказаниям, чем к доброте. И все же, несмотря на то, что по натуре я скорее циник, мне кажется, что в Венеции все не так. Разумеется, здесь люди боятся властей (Господь ведает, как мы сами сейчас трепещем перед ними! — но лучше я не буду снова об этом думать), но не только страх позволяет сохранить целостность этого государства. И тут Аретино опять прав — Венеция наслаждается слишком красивой жизнью, чтобы заниматься переворотами. И это относится не только к верхушке. Даже бедность, похоже, здесь переносится легче, чем в других краях. Да, порой здесь скапливается больше нищих, чем можно прокормить, но если чужаков, хорошенько выпоров, прогоняют из города, то, коли ты родился в Венеции и сидишь на церковном пороге с протянутой рукой и если при этом ты не станешь соваться за пределы собственного прихода, никто тебе руку не отсечет и милостыни тебе будут давать достаточно, чтобы пусть не жить полноценно, но существовать. И даже если ты голодаешь, то здесь часто устраиваются праздники, и всякий раз есть возможность приобщиться к пьяному милосердию, сопровождающему пышные обряды и пиршества. Я бы не мог этим довольствоваться — но ведь я-то живу собственным умом, а не жалкими обрубками рук и ног.