Пророчество - читать онлайн книгу. Автор: С. Дж Пэррис cтр.№ 80

— Вот в чем проблема, Бруно, — заговорил он, прижимая шкатулку левым локтем. — Все это… — Он обвел глазами часовню с картой звездного неба, медной головой, алтарем. — Все это тебе отнюдь не следовало видеть. Это моя тайна, и, если о ней проведают, я окажусь в Тауэре и со всеми надеждами моего рода будет покончено. Тебе я и прежде не слишком доверял. Так как же мне поступить теперь, когда ты меня изобличил?

Большим пальцем руки он легонько поглаживал рукоять шпаги, но все еще не брался за нее.

Холодок пробежал по позвоночнику, проник в желудок, сбилось дыхание. Я ждал этого момента, но вопреки всему надеялся как-то урезонить моего врага.

— Ди знал ваш секрет и не выдал его. С какой же стати вам опасаться меня?

Голос мой, видимо, предательски дрогнул — Говард рассмеялся, хотя совсем невесело, и объяснил:

— Ди не располагал доказательствами. И он с уважением относится к моей знатности и влиянию, а ты, Бруно, не уважаешь никого. — Упершись левой рукой в бок, вельможа печально покачал головой. — Никогда прежде не встречал такого нахальства в человеке из простонародья.

Шпага так и притягивала мой взгляд.

— Не волнуйся, Бруно! Фехтовать с тобой я не собираюсь, разве что ты выкинешь какую-нибудь глупость. Затруднительно будет объясняться с послом, если ты погибнешь от ран. — Он склонил голову набок, улыбка его нравилась мне все меньше. — Зато твой вечерний спектакль подсказал мне идеальное решение: того, кто до смерти напивается на ночь глядя, порой находят поутру мертвым… захлебнется человек блевотиной, и все.

— Отпустите меня! — взмолился я. — Я вернусь в посольство и никому слова не скажу!

— Никому? — Он слегка усмехнулся и приподнял шпагу. — Даже когда Ди осудят за колдовство, ты не выдашь мой секрет? Ох, боюсь, не выдержишь. — Он ткнул меня острием в грудь, и я, сам того не желая, отступил на шаг. — Нет уж, поутру горничная найдет тебя остывшим, в луже блевотины. Пес произвел ее с избытком. Неловкая ситуация для посла, и мы вместе с Кастельно постараемся все замять. А потом, когда начнутся великие события, никто и не вспомнит итальянского монашка, опившегося за ужином рейнским.

Острием шпаги он подтолкнул меня, направляя в дальний конец комнаты, к зеркалу из обсидиана. Шкатулку с книгой Гермеса он по-прежнему держал под мышкой.

— Пока я оставлю тебя тут, позову кое-кого из доверенных слуг. Неохота самому марать руки. Ты найдешь, чем занять себя. Теперь уже все равно, какие еще открытия ты сделаешь в этой комнате.

Он отступил к двери, направляя острие шпаги мне в грудь. Я быстро прикинул свои шансы: броситься на Говарда, вырвать у него оружие… но он был гораздо выше меня ростом и крупнее, он бы одолел меня при первой же попытке. И шпага его, хотя и парадная, изукрашенная золотом, имела, как я сумел разглядеть даже в том тусклом свете, хищное отточенное острие.

Он приостановился у двери.

— Я читал твою книгу об искусстве памяти, — сказал он задумчиво. — И теперь могу признаться: это работа гения. Мне жаль, что все так обернулось, но в наши времена приходится в первую очередь думать о собственном спасении. Моя судьба превыше твоей судьбы, прощай, Джордано Бруно! — Он долгим взглядом попрощался со мной и, пятясь, вышел за дверь. Ключ повернулся, послышался шорох панели, возвращавшейся на свое место у стены. Я провел руками по волосам и глубоко вздохнул, а затем огляделся по сторонам, пытаясь успокоиться и трезво оценить ситуацию, хотя пульс так зачастил, что я был близок к обмороку.

Свечи почти догорели, но крошечное пламя еще билось и танцевало в потоке холодного воздуха. Здесь было так холодно, что я видел вырывающиеся изо рта облачка пара. Часовня была устроена в дальнем конце библиотеки, ее стена замыкала восточное крыло здания. Окна напротив двери были замурованы. Но сквозняк указывал, что где-то есть еще отверстие в стене, и где же, если не за обсидиановым зеркалом! Я схватил с алтаря свечу и приблизился к зеркалу — моя теория тут же подтвердилась: пламя едва не погасло.

Времени у меня было в обрез. Полированный кусок обсидиана был изрядной ширины, а высотой больше человеческого роста, во всяком случае больше роста среднего неаполитанца. Вдобавок зеркало было вмонтировано в здоровенную деревянную подставку, которая удерживала его вертикально. Я уткнулся плечом в холодную каменную гладь и надавил изо всех сил. Зеркало чуть подалось, и уже не оставалось сомнений в том, что холодный воздух проникает в щель между ним и стеной. Просунув стопу за подставку я попытался отодвинуть ее, прислонившись для упора к стене и все время поглядывая на дверь в библиотеку, ожидая рокового скрежета ключа.

Напрягая каждую мышцу, я толкал деревянное основание обеими ногами и сумел-таки отодвинуть его от стены настолько, чтобы показался забитый деревянными планками камин. Сердце мое при виде этих досок упало, но, когда я, заслоняя огонек ладонью, поднес свечу ближе, я убедился, что гвозди лишь кое-как наживлены и что, если мне достанет времени, я сумею их выдергать. Нащупав под бюро спрятанный туда кинжал, я вытащил его, поставил свечу в стороне, чтобы ее не задуло, подцепил лезвием гвоздь и легко его выдернул, а затем отодрал и всю доску. Я проделал то же самое со второй доской — руки у меня тряслись от спешки, пальцы были в занозах, из мелких ран сочилась кровь, но через несколько минут я справился с третьей доской, сумел протиснуться в образовавшуюся щель и влез в камин. Я понятия не имел, насколько широка труба и сумею ли я проползти по ней, но другого выхода не было. Я спрятал кинжал в ножны и пополз, сокрушаясь об оставшейся в комнате свече и благодаря судьбу за то, что родился неаполитанцем, — широкоплечий, упитанный англичанин тут бы сразу застрял.

Внутри камина царила непроглядная тьма, она окутывала меня, как покрывало, нос забили запахи золы и плесени. Паника сдавила грудь — я страдаю клаустрофобией, — до предела участились дыхание и сердцебиение, ладони вспотели, паника, паника — я заперт здесь, как в гробу! Я справился со страхом и принялся ощупывать кирпич, методично, один за другим, пока не нашел первую металлическую скобу — их устанавливают в дымоходе для мальчиков-трубочистов. Этот дымоход давненько не чистили, сказал я себе, цепляясь за скобу, упираясь ногами в заднюю стенку камина, и втянулся в узкий дымоход, шаря над головой в поисках следующей опоры. Паутина забила мне рот и нос, я пытался отвлечься, проделывая кое-какие мнемотехнические упражнения и стараясь не замечать, как все теснее сдвигаются вокруг меня стены дымохода, по мере того как я протискиваюсь вверх, нащупывая скобы, а расшатанные кирпичи обрушиваются у меня из-под ног. Вот уже стенки почти сошлись, давят мне на плечи, но очередной глоток воздуха пополам с сажей показался мне холоднее и острее прежних, с пряным привкусом осени. Только бы дымоход не был увенчан декоративной крышкой, молился я, только бы выбраться! Не так уж и высока эта труба, ночной воздух уже ласкал мою макушку, и это внушило мне такую бодрость, что стало наплевать на стиснувшие мои бока стенки — да, дымоход сужался на самом верху, но вот уже и выход! Поерзав, повертевшись, я высвободил руку и высунул ее над головой, уцепился за край трубы и выдавил-таки себя наружу. Влажный речной ветер ударил мне в лицо, я кое-как протер запорошенные глаза и жадно глотнул вонь грязи и сливаемых в Темзу нечистот — до чего же хорошо!