Как только Лэнгдон и Виттория приблизились к дверям, оба
гвардейца, как по команде, сделали шаг вперед и скрестили копья, загородив
проход.
— I pantaloni, — в замешательстве произнес один из
них, обращаясь к пилоту и свободной рукой указывая на шорты Виттории.
— Il comandante voule vederli subito,
[43] —
отмахнулся от сверхбдительного стража пилот.
Часовые с недовольной миной неохотно отступили в сторону.
Внутри здания царила прохлада, и оно совсем не походило на
помещение службы безопасности, каким его представлял себе Лэнгдон. На стенах
изысканно украшенных и безупречно обставленных холлов висели картины, которые
любой музей мира поместил бы на самом почетном месте.
— Вниз, пожалуйста, — пригласил пилот, показывая
на довольно крутые ступени.
Лэнгдон и Виттория шагали по беломраморным ступеням сквозь
строй скульптур. Это были статуи обнаженных мужчин, и на каждой из них имелся
фиговый листок, который был чуть светлее остального тела.
Великая кастрация, подумал Лэнгдон.
Это была одна из самых величайших потерь, которые понесло
искусство Возрождения. В 1857 году папа Пий IX решил, что чрезмерно точное
воспроизведение мужского тела может пробудить похоть у обитателей Ватикана.
Поэтому, вооружившись резцом и киянкой, он собственноручно срубил гениталии у
всех мужских скульптур. Папа изувечил шедевры Микеланджело, Браманте
[44]
и Бернини. Нанесенные скульптурам повреждения были стыдливо
прикрыты алебастровыми фиговыми листками. Лэнгдона всегда занимал вопрос, не
стоит ли где-нибудь в Ватикане громадный, заполненный мраморными пенисами
сундук?..
— Сюда, — провозгласил проводник.
Они уже спустились с лестницы и теперь стояли перед тяжелыми
стальными дверями. Швейцарец набрал цифровой код, и дверь бесшумно скользнула в
стену.
В помещении за порогом было настоящее столпотворение.
Глава 36
Штаб швейцарской гвардии.
Лэнгдон стоял в дверях и смотрел на смешение разных эпох,
открывшееся перед его глазами. Встреча времен, думал он. Помещение являло собой
великолепно декорированную библиотеку эпохи Ренессанса. Книжные полки,
роскошные восточные ковры и яркие гобелены… и в то же время блоки новейших
компьютеров и факсов, электронные карты Ватикана и телевизоры, настроенные на
прием Си-эн-эн. Мужчины в живописных панталонах и футуристического вида
наушниках яростно стучали по клавишам, внимательно вглядываясь в экраны
мониторов.
— Подождите здесь, — сказал их провожатый и
направился через весь зал к необычайно высокому жилистому человеку, облаченному
в темно-синий мундир.
Человек разговаривал по сотовому телефону и держался так
прямо, что создавалось впечатление, будто он даже прогибался назад. Швейцарец
что-то ему сказал, человек в синем бросил быстрый взгляд в сторону Лэнгдона и
Виттории, кивнул и вернулся к телефонной беседе.
— Коммандер Оливетти примет вас через минуту, —
сказал гвардеец, вернувшись.
— Благодарю.
Гвардеец кивнул и направился назад, к лестнице.
Лэнгдон внимательно посмотрел на коммандера Оливетти,
понимая, что перед ним Верховный главнокомандующий армией суверенной державы.
Виттория и Лэнгдон ждали, наблюдая за происходящим. Гвардейцы в ярких униформах
проявляли поистине бурную деятельность. Со всех сторон доносились команды на
итальянском языке.
— Continua cercando!
[45]
— кричал в
микрофон один из них.
— Probasti il museo!
[46]
— вторил ему
другой.
Лэнгдону не надо было хорошо знать итальянский язык, чтобы
понять — служба безопасности Ватикана ведет интенсивные поиски. Это,
безусловно, была хорошая новость. Плохая же новость заключалась в том, что
антивещество они пока не обнаружили.
— С вами все в порядке? — спросил он Витторию. Девушка
в ответ лишь устало улыбнулась и пожала плечами. Коммандер тем временем
закончил разговор, решительным движением захлопнул мобильник и направился к
ним. С каждым шагом офицер, казалось, становился все выше и выше. Лэнгдон и сам
был достаточно высок, и ему редко доводилось смотреть на кого-нибудь снизу
вверх, но в данном случае избежать этого было просто невозможно. Весь вид
коммандера требовал подчинения, и Лэнгдон сразу понял, что этот человек прошел
через многое. Его моложавое не по возрасту лицо было словно выковано из
закаленной стали. Темные волосы были острижены коротким ежиком на военный
манер, а глаза исполнены той непреклонной решимости, которая достигается лишь
годами упорной муштры. Он надвигался на них неумолимо, как танк. За ухом у него
был крошечный наушник, и это делало его похожим на агента американской
секретной службы из плохого фильма.
Офицер обратился к ним на английском языке с довольно
сильным итальянским акцентом. Его голос для столь внушительной фигуры оказался
на редкость тихим, но, несмотря на это, звучал по-военному уверенно и
напористо.
— Добрый день, — сказал он. — Я — коммандер
Оливетти, главнокомандующий швейцарской гвардией, и это я звонил вашему
директору.
— Примите нашу благодарность, сэр, за то, что
согласились нас принять, — подняла на него глаза Виттория.
Коммандер, ничего не ответив, жестом пригласил их следовать
за ним. Лавируя в лабиринте электронных приборов, они добрались до двери в
боковой стене зала.
— Входите, — пригласил офицер, придерживая дверь.
Переступив через порог, Лэнгдон и Виттория оказались в
затемненной комнате, одна из стен которой светилась экранами множества
мониторов. На этих экранах, сменяя друг друга, лениво двигались изображения
различных уголков Ватикана. За картинками внимательно следил молодой гвардеец.
— Fuori,
[47]
— сказал Оливетти.
Солдат поднялся со стула и вышел из комнаты. Оливетти
подошел к одному из мониторов и произнес, указывая на экран:
— Это изображение идет с одной из камер дистанционного
контроля, спрятанной где-то в недрах Ватикана. Не могли бы вы объяснить, что
это такое?