* * *
Движение лифта вернуло ее к действительности. Виттория
открыла глаза. Отец ушел.
Реальный мир снова схватил ее за горло ледяной рукой.
Девушка посмотрела на Лэнгдона. Взгляд американца излучал тепло и неподдельное
сочувствие, что делало его похожим на ангела-хранителя. Его присутствие
согревало, в отличие от того поистине арктического холода, которое исходило от
Колера.
В голове у Виттории бился всего один вопрос: где антивещество!
Она не знала, что от страшного ответа ее отделяет всего лишь
несколько секунд.
Глава 30
— Максимилиан Колер, вас убедительно просят немедленно
позвонить в свой кабинет.
Когда двери кабины лифта открылись, в глаза Лэнгдона
брызнули яркие солнечные лучи. Лифт доставил их в атрий
[34]
главного здания. Еще не успело смолкнуть эхо объявления по внутренней связи,
как все электронные приборы, вмонтированные в кресло Колера, дружно запищали,
зазвенели и зачирикали. Пейджер. Телефон. Электронная почта. Колер опустил
изумленный взгляд на россыпь мигающих огоньков на пульте управления кресла.
Поднявшись на поверхность, он снова оказался в зоне действия всех приборов
связи.
— Директор Колер, немедленно позвоните в свой кабинет!
Его собственное имя, произнесенное по системе общей связи, звучало для уха
директора крайне непривычно.
Он злобно осмотрелся по сторонам, но уже через мгновение
выражение ярости сменилось озабоченностью. Лэнгдон, Колер и Виттория
встретились взглядами и замерли. Им показалось, что все противоречия разом
исчезли, а на смену им явилось объединяющее их предчувствие неизбежной
катастрофы.
Колер снял с подлокотника кресла телефонную трубку и, борясь
с очередным приступом кашля, набрал номер. Виттория и Лэнгдон ждали, что
произойдет дальше.
— Говорит… директор Колер, — задыхаясь, прошептал
он. — Да? Я находился под землей, вне зоны действия приборов связи.
Директор слушал собеседника, и его глаза все больше и больше
округлялись от изумления.
— Кто?! Да, немедленно соедините его со мной, —
распорядился он и после недолгой паузы продолжил: — Алло? Да, это Максимилиан
Колер. Да, я — директор ЦЕРНа. С кем имею честь говорить?
Директор слушал, а Лэнгдон и Виттория молча смотрели на
него, томясь в неведении.
— Полагаю, что неразумно обсуждать этот вопрос по
телефону, — наконец произнес Колер. — Я прибуду к вам
незамедлительно… — Он снова закашлялся. — Встречайте меня… в
аэропорту Леонардо да Винчи
[35]
через… сорок минут.
Лэнгдону показалось, что директор совсем перестал дышать.
Зайдясь в приступе кашля, он, задыхаясь и заливаясь слезами, выдавил:
— Немедленно найдите сосуд… я лечу к вам. С этими
словами он выронил трубку.
Девушка подбежала к Колеру, но тот уже не мог говорить.
Лэнгдон наблюдал за тем, как Виттория, достав свой мобильный телефон, звонила в
медицинскую службу ЦЕРНа. Лэнгдон ощущал себя кораблем, находящимся на
периферии урагана. Корабль качало, но настоящий шквал еще не налетел.
«Встречайте меня в аэропорту Леонардо да Винчи», —
неумолчным эхом звучали в его ушах слова Колера.
Бесформенные тени, все утро витавшие в голове Лэнгдона, в
одно мгновение приобрели осязаемые формы. Ему показалось, что в душе его
распахнулась какая-то незримая дверь, а сам он только что переступил через
таинственный порог. Амбиграмма. Убийство священника-ученого. Антивещество. И
теперь… цель. Упоминание аэропорта Леонардо да Винчи могло означать лишь одно…
В этот момент просветления Лэнгдон понял, что перешел через Рубикон. Он
поверил.
Пять килотонн. Да будет свет.
В атрии появились двое медиков в белых халатах. Эскулапы
подбежали к Колеру, и один из них надел на директора кислородную маску.
Толпившиеся вокруг кресла ученые отошли на почтительное расстояние.
Колер сделал два длинных, глубоких вздоха, сдвинул маску в
сторону, посмотрел на Лэнгдона и, все еще хватая воздух широко открытым ртом,
прошептал:
— Рим…
— Рим? — спросила Виттория. — Значит,
антивещество в Риме? Кто звонил?
Лицо Колера исказила гримаса боли, из серых глаз покатились
слезы.
— Швейцарск… — выдавил он, задыхаясь, и закатился
в страшном приступе кашля. Медики вернули кислородную маску на место. Когда они
уже готовились увозить директора, тот схватил Лэнгдона за рукав.
Лэнгдон утвердительно кивнул. Он знал, что хочет сказать
больной.
— Летите… — глухо прозвучало из-под маски. —
Летите… Сообщите мне…
Медики бегом покатили коляску.
Виттория стояла как вкопанная, не сводя глаз с удаляющегося
директора. Затем, повернувшись к Лэнгдону, она спросила:
— Рим? Но… почему он упомянул Швейцарию? Лэнгдон
положил руку ей на плечо и едва слышно прошептал:
— Швейцарская гвардия. Верная стража Ватикана.
Глава 31
Стратоплан «Х-33» с ревом взмыл в небо и, описав высокую
дугу, помчался на юг в направлении Рима. Лэнгдон сидел в полном молчании.
Последние пятнадцать минут он находился словно в тумане. Лишь сейчас, закончив
рассказывать Виттории об иллюминатах и их заговоре против Ватикана, он до конца
понял масштаб и значение происходящих событий.
«Что я делаю, дьявол меня побери?! — спрашивал себя
Лэнгдон. — Следовало сбежать, пока у меня имелась такая возможность!»
Впрочем, в глубине души он прекрасно понимал, что такой возможности у него
никогда не было.
Его здравый смысл громко протестовал, требуя немедленно
вернуться в Бостон. Однако любопытство ученого оказалось сильнее, чем призывы к
благоразумию. Его многолетнее убеждение в том, что деятельность братства
«Иллюминати» сошла на нет, похоже, в одно мгновение обратилось в прах. Но
какая-то часть его разума требовала подтверждения. Требовала доказательств.
Кроме того, в нем говорила и элементарная совесть. Колер тяжело болен, и
Виттория осталась в одиночестве. Если накопленные им за многие годы познания
способны помочь, то моральный долг требует, чтобы он летел в Рим.
В Рим его звало еще и нечто иное, то, в чем Лэнгдон стыдился
признаться самому себе. Ужас, который он испытал, узнав о местонахождении
антивещества, объяснялся беспокойством даже не столько за жизнь многих людей,
сколько за судьбу сокровищ искусства, хранившихся в Ватикане.