— Этот негодяй получил доступ к вашей переписке?
— Не могу взять в толк, каким образом.
— Ваш банк?
— «Капитал и графства» известен своей надежностью.
— Ну, тогда вы, возможно, набросали записку адвокату или ответ клиенту. Иначе непонятно, откуда у злоумышленника образец вашей подписи.
— Не стану утверждать, что вы ошибаетесь, — задумчиво промолвил мой друг. — Скажу лишь, что фактор вероятности играет против подлеца, волей случая завладевшего образцом моего почерка. По-видимому, он украл письмо у человека, который состоит в переписке со мной. Область поиска сразу заметно сужается: вы, мой брат, несколько инспекторов Скотланд-Ярда и те учреждения, на которые вы со свойственной вам проницательностью указывали, а именно: банк и адвокатская контора.
— Но подождите минутку, Холмс, у меня ведь и без того была причина встретиться с вами сегодня вечером.
Мой друг заинтересованно кивнул, и я поспешил рассказать ему, что удалось сделать в его отсутствие. До сих пор с удовольствием вспоминаю изумление Холмса, когда я закончил свою историю.
— Вам удалось полностью замести следы?
— Обнаруженное в кабинете Тавистока, по-видимому, сочли невинной шуткой, которую сыграли с журналистом определенного сорта.
Глаза Шерлока проказливо сузились.
— Что еще за шутка?
— Выдумка мисс Монк. Мы абсолютно уверены, что проказа останется анонимной и не принесет большого вреда Тавистоку. По-настоящему важна лишь записка. Она пришла в этом конверте.
К моему величайшему удивлению, лицо детектива побелело еще больше.
— Холмс, в чем дело?
Он ринулся к стене, где неровными рядами были приколоты газетные заметки, и быстро нашел точно воспроизведенные копии двух писем, полученных, как мы считали, от Джека Потрошителя.
— Я знал, что в действиях этого мерзавца есть особый мотив, но он казался слишком невероятным, чтобы рассматривать его всерьез. В своих рассуждениях я был склонен считать подлеца то платным наемником, то политическим оппортунистом…
— Друг мой, о чем вы?
— Смотрите сами! — вскричал сыщик, держа письмо в одной руке, а конверт — в другой. — Он, конечно, пытался скрыть это, но нет сомнения, что почерк в обоих случаях тот же самый!
— Не хотите ли вы сказать, что человек, отслеживающий все наши шаги, натравивший на вас Тавистока, это и есть Джек Потрошитель собственной персоной?
— Немаркированная писчая бумага, идентичная пакету с почкой, — пробормотал мой друг. — Дата — через два дня после того, как я покинул Бейкер-стрит. Почтовый округ Е 1 — Уайтчепел, Спиталфилдз и Майл-Энд.
— И что все это значит?
В глазах моего друга появилось затравленное выражение, которого я никогда не видел прежде.
— А вот что: уайтчепелский убийца решил сделать меня виновным за свои преступления. И еще. Все мои действия — во всяком случае, до того, как я покинул Бейкер-стрит, — были ему известны; он читал их, как открытую книгу. Не очень приятно об этом думать, Уотсон, но я сильно опасаюсь, что злодей поставил себе целью уничтожить меня.
Я ошеломленно посмотрел на него:
— Искренне огорчен, что у меня нет для вас новостей получше.
— Мой дорогой друг, я бесконечно вам благодарен.
— И что же нам теперь делать?
— Пока ничего. Мне нужно подумать, — сказал Холмс, усевшись на матрас и подтянув колени к животу.
Я кивнул:
— В таком случае не буду вам мешать.
Холмс с подозрением взглянул на меня.
— Надеюсь, вы не собираетесь остаться?
— Как же я уйду? Я ведь помогаю вам в работе.
Мой друг вскочил с места.
— Об этом не может быть и речи! — закричал он. — И раньше это было чрезвычайно опасным делом, а теперь и вовсе превратилось в кошмар!
— Так оно и есть, — согласился я, закутываясь в шерстяное одеяло.
— Категорически запрещаю! Если меня здесь обнаружат, последствия этого для вас могут быть самые печальные.
— Тогда надо сделать все от нас зависящее, чтобы сохранить инкогнито.
Диктаторские замашки Холмса почти невозможно игнорировать, но никогда прежде я не был столь исполнен решимости стоять на своем.
— Уотсон, из всех людей, кого я знаю, вы менее всех годитесь на роль притворщика. Я в жизни не встречал человека, у которого душа была бы нараспашку в такой степени.
Я почувствовал, что краснею при этих словах, но тут же вспомнил: Холмс каждый день в одиночку сталкивается с угрозами, подобными той, что я встретил в темном проулке.
— Холмс, дайте мне слово джентльмена, что от меня не будет для вас никакой пользы здесь, в Уайтчепеле.
— Не в этом дело.
— Учитывая вашу репутацию человека с выдающимися умственными способностями, догадываюсь, что у вас уже есть своя версия событий.
Бросив на меня полный ехидства взгляд, Холмс смиренно улыбнулся.
— Ну что ж, если я не в состоянии вас разубедить, единственное, что остается, — поблагодарить.
— Это вам спасибо, что не выгнали.
Он прилег на свою убогую постель, закинув ноги на бочку для воды.
— Вам трудно будет привыкнуть к здешним неудобствам.
— Я прошел вторую афганскую войну и не боюсь никаких лишений.
Услышав это, мой друг снова сел, издав ликующий возглас.
— Вы, сами этого не зная, попали в точку. Афганская война… Хорошо сказано.
— Надеюсь, сумею быть вам полезным.
— Спокойной ночи, Уотсон, — сказал Холмс, уменьшая свет масляной лампы и набивая трубку крепким табаком. — Заранее извините, что не предложу вам побриться завтра утром. Вы будете выглядеть гораздо лучше небритым. И вот еще что, Уотсон… — начал он.
По тону его голоса я понял, что мой друг вновь обрел чувство юмора.
— Слушаю вас.
— Я не стал бы располагаться в ближайшем углу справа. Увы, он оставляет желать много лучшего в смысле прочности. Хороших вам снов.
Глава 25
Ночь костров
Пробудившись на следующее утро, я обнаружил, что Шерлок Холмс стоит рядом со мной, снимая с себя бушлат и красный шарф грубой вязки. Он швырнул в мой угол ворох поношенной одежды. Мой друг был сильно возбужден; по темным кругам под глазами я понял, что он не спал всю ночь.
— Который час?
— Около восьми.
— Вы куда-то ходили?
— Бродил по городу и взял на себя смелость сделать несколько покупок для вас.