Окаянная сила - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 32

— Да, матушка Любовь Иннокентьевна.

— Будешь мне за Васеньку молельщица, за его грешную душеньку. Обещаешь?

Аленка нашарила рукой сквозь сорочку крест.

— На кресте слово даю — сколько жива, буду за упокой его души молиться.

— Поминанье Васеньке — на священномученика Василия, пресвитера Анкирского, что накануне шестой седмицы Великого поста. Запомнила?

— Запомнила. Век за тебя Бога молить буду…

— За него!.. А теперь поди, поди… А я с ним побуду…

Аленка вышла в горницу, где всё еще стояла за поставцом перепуганная старуха.

Села на лавку. Что еще за Успенская обитель? Каково там? И как же Дунюшке о себе весть подать?

Просидела она довольно долго — или так показалось? Заслышав тяжелые шаги Любови Иннокентьевны, встала.

— Не пойму, — сказала, входя, купчиха. — Как будто спит… Вот тебе черный плат, покройся. Григорьевна, кликни Настасью. А ты, девка, туда стань.

Старуха, опомнившись, вдруг сгорбилась, голову в плечи втянула до невозможности и вдоль стены убралась из горницы. Аленка, накинув плат на голову, спряталась за поставцом.

Вошла одна из тех пожилых женщин, что встретили их на крыльце.

— Прикажи Епишке возок закладывать, чтоб до света в дорогу, — велела Иннокентьевна. — Я надумала в Успенскую обитель крупы и муки послать. Пусть мать Леонида за Васеньку тоже молится. И зашел бы Епишка ко мне — я ему еще приказанье дам.

— Что же возок, а не телегу, матушка?

— А то, что я с ним девку туда отправлю. Мне игуменья Александра послушанье дала — девку отвезти в Успенскую обитель, — не солгав, кратко объяснила купчиха. Не хочу, чтобы ее на телеге открыто везли. Постриг, чай, принимать собралась. Я скажу ему, где он ее после заутрени заберет.

Но когда Епишка, высокий и крепкий мужик, еще молодой, но с бородищей во всю грудь, с поклоном предстал перед ней, приказ ему был иной.

— Вот ее тайно со двора сведешь, в возок усадишь. Ферезея от покойницы Веры осталась, я знаю. Ей дашь, тебе потом заплачу. Будешь через заставы провозить — скажи, племянница. Довезешь с мешками до Александровской слободы, до Успенской обители.

— Кто ж она такова? — спросил Епишка.

— Про то тебе знать незачем. Возьми в клети мешок муки ржаной, да другой — муки ячной, да овса два мешка. И пшена — это будет пятый. Скажешь игуменье, матушке Леониде, — мол, купецкая вдова шлет, Любовь Иннокентьевна, и пришлет еще, а она бы приняла девку… Ну, езжай с богом, чтобы досветла с Москвы съехать.

Купчиха перекрестила Епишку, затем — Алену, и, не сказав более ни слова, ушла к Васеньке.

— Мудрит хозяйка, — заметил Епишка. — Ну, пойдем, что ли.

Видно, велика ростом была покойница Вера — ее широкая ферезея волоклась за Аленкой, как мантия, рукава по полу мели. Но дорожная епанча и не может быть короткой — должна сидящему ноги окутывать.

И еще до рассвета, как только стали подымать решетки, которыми на ночь улицы перекрывали, выехала Аленка из Москвы. Дал ей припасливый Епишка мешок с хлебом, луком да пирогами, дал баклажку с яблочным взваром, дал еще подовый пирог с сельдями в холстине, и всё это легло ей на колени, так что и не повернуться. Однако Аленка после двух диковинных ночей, последняя из которых выдалась и вовсе бессонная, заснула мертвым сном среди мешков с мукой и крупой. И что уж там врал Епишка, выезжая на Стромынку, она так и не узнала.

Он разбудил девушку днем, оба поели, и Аленка уснула опять. Приходилось спешить — дорога вела лесом, в лесах пошаливали, и несколько подвод и возков сбивались обычно для безопасности вместе.

Очевидно, в конце концов она отоспалась за обе ночи — и, трясясь меж пыльных мешков, попыталась обдумать свое положение.

За Дуней присматривают, но Наталья Осиповна, не дождавшись вестей от Аленки, скорее всего, попробует вызнать — не появлялась ли пропажа в лопухинском доме. Потом, возможно, пошлет спросить в Моисеевской обители. И, окончательно потеряв Аленкин след, решит, что девка по неопытности дала себя схватить с поличным, сидит теперь где-нибудь в яме, откуда и будет добыта в нужный час для посрамления лопухинского рода… Как же исхитриться послать о себе весточку?

Плохо всё вышло, уж так плохо, что далее некуда. И одна лишь во всем этом была утеха — Аленка, хоть и не отпущенная из Светлицы добром, всё же попадала в обитель и принимала постриг. За что великая благодарность купчихе Калашниковой…

— Буду за Дунюшку молиться… — прошептала Аленка. Хоть это радовало… И тут же она вспомнила про Васеньку.

Ей велено было молиться за упокой, но ежели он сейчас, в эту минуточку, еще жив? Как же тогда?

Аленка неожиданно для себя сползла с сиденья, стала коленями на рогожку, покрывающую пол возка, и не взмолилась — вскрикнула:

— Господи, спаси Васеньку!

Так же вскрикивала, молясь, блаженненькая Марфушка, всю душу вкладывая в голос. Может, за то ей и бывали вещие видения? Аленка обмерла, как бы издалека услышав радостный вопль:

— Ликуй, Исайя! Убиенному женой станешь! За убиенного пойдешь!

Вот и сбылось. Не венчавшись, оказалась Аленка купецкой вдовой. И предстоял ей постриг…

Осознав это, Аленка — возможно, впервые за двадцать два года, — задумалась о том, а не лишается ли чего значительного, принимая постриг и отказываясь от супружества. Раньше-то постриг лишь вдали маячил, а теперь-то — вот он, с каждым часочком всё ближе. И собиралась-то она еще с пятнадцати лет в Моисеевскую обитель, где ее знали, где и подружек завела. А тут — впопыхах, к чужим старицам, да в придачу и под чужим именем…

Быть женой и матерью она покамест не желала. Иное дело — тридцатницей! Это — честь, это — деньги. Возможно, виной тому были верховые девки, которые соединялись с тайными своими дружками украдкой, невенчанные, а потом бухались в ноги верховым боярыням, каясь в бабьем грехе и предъявляя налившееся чрево. Бывало, покрывались эти проказы спешным венчаньем, коли выпадало дело не на пост. Так — Аленка не желала! И невинного баловства, девичьих игр с поцелуями, ей тоже еще не хотелось. Не проснулось в ней волненье, как в Дунюшке за два года до царицына сватовства…

Но не вышло у Аленки поразмыслить над уже невозможным супружеством. Возок вдруг понесся вперед, да так, что держись! А вдогонку ему полетел отчаянный звенящий вопль и свист!

С каждым днем всё раньше темнело, а тут еще дорога лесная, и вовсе за окошечком ничего не разобрать.

— Стой, стой! — послышалось сзади. — Служба государева!

Аленка ахнула.

Стрельцы!.. Выследили, нагнали, схватят, обратно в Москву повезут!.. На дыбу!.. Под кнут!..

— Спасе!..

Взмолилась Аленка, путая слова, обливаясь слезами. А тем временем конные выгнали возки да телеги к поваленному поперек узкой дороги дереву, заржали, сбились передние возники, завопили кучера.