Версальский утопленник - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Франсуа Паро cтр.№ 54

— Нанес визит вежливости, — смиренно ответил Николя.

— М-да! Не доверяю я таким визитам, особенно когда вы говорите о них со столь сладким выражением лица. Короче говоря, мы с Лабордом присутствовали при работе чана, а затем наблюдали, как эмпирист исцелял больного.

— И к какому вы пришли выводу?

— Что касается чана, то это ярмарочный фокус, забавный опыт, который легко поставить благодаря нынешнему уровню знаний. Животный магнетизм не имеет к нему никакого отношения, это всего лишь удачно придуманное сочетание слов, чтобы замаскировать комедию с чаном.

— А как насчет бесплатного лечения простолюдинов?

— Поток экю, обрушенный на него легковерной знатью, жаждущей избавиться от надуманных недугов, с лихвой его искупает.

Подошел прислужник, и Семакгюс заказал чашечку своего любимого мокко. Николя смотрел на друга и словно впервые видел его лицо, одухотворенное, загорелое, с глубокими морщинами, словно вылепленное скульптором, именуемым жизнью, его гордую посадку головы, его уверенный и вместе с тем доброжелательный взор. И внезапно он осознал, что, несмотря на отсутствие портретного сходства, корабельный хирург принадлежал к той же породе людей, что и его отец, маркиз де Ранрей.

— А как вы оцениваете его пассы и способность вгонять людей в сон? — продолжил он. — Эме рассказала мне, как проходил сеанс исцеления госпожи де Лаборд.

— Ничего нового; все, как некогда происходило с конвульсионерами на кладбище Сен-Медар. Надо помнить две простые истины. Во-первых, если убедить пациента в том, что целитель обладает сверхъестественными способностями, считай, результат наполовину достигнут. Во-вторых, магнетизер-мужчина всегда найдет способ воздействия на женщину.

— Иначе говоря, мелочи имеют значение?

— Основное, друг мой, основное! Поймите, женщины, идущие на прием к Месмеру, в сущности, не больны, они всего лишь обладают повышенной чувствительностью. Я все старательно запоминал. Прежде всего, обстановка: невидимая музыка, курящийся ладан, необычная красота прислужников, величественный вид самого Месмера, его проницательный взор. Обычно он зажимает колени больной между своими коленями. Одна рука оказывает давление в области брюшной полости, другая — чуть ниже поясницы. Лица сближаются, и пациент, и больная глубоко дышат, чувства возбуждаются, дыхание пациентки учащается, грудь взволнованно вздымается и опускается. И вот наступает кризис, больная бьется в конвульсиях, от которых, однако, у нее остаются отнюдь не неприятные впечатления. Больная хочется повторить сеанс, она желает еще раз погрузиться в сладостный транс, в который погрузил ее Месмер! И, как вы, полагаю, поняли, транс сей имеет много сходства с иным, всем нам известным кризисом. Так доктор вербует себе клиентов среди рабов эфемерной моды, в основном из состоятельных особ, и формирует у них потребность, кою только он может удовлетворить. Если вам интересно мое мнение, то Лаборд сам в состоянии исцелить свою жену, заставив ее забыть о неудачном дебюте супружеской жизни. И для этого нет нужды обращаться к шарлатану из Вены!

Так как Семакгюс приехал в экипаже, он предложил Николя подвезти его до дома на улице Монмартр. По дороге он со своим обычным задором рассказывал об обрядах дикарей, на которых ему доводилось присутствовать во многих уголках мира, куда забрасывала его морская служба. Сообщив, что часто встречал шаманов, погружавших своих пациентов в пограничное состояние, он напомнил Николя, как в свое время, войдя в транс, Ава сумела предсказать смерть Сен-Луи, своего соотечественника и кучера Семакгюса. [48] Похоже, доктор Месмер использовал проверенные средства, выдавая их за новые, никогда прежде не применявшиеся. Разумеется, некоторым больным, или так называемым больным, становилось лучше, ибо велика была сила внушения мага и безгранична вера в его способности у явившейся на сеанс легковерной жертвы.

Прощаясь с другом, Николя почувствовал, как кто-то дернул его за карман. Решив, что стал жертвой карманника, он обернулся и увидел перепачканную углем мордашку: мальчуган протягивал ему сложенную вчетверо бумажку. Он тотчас подумал о сиротах, что вырастают среди бандитов и убийц в мрачных пристанищах старого города. Как только он взял бумажку, мальчишка тотчас исчез, не дождавшись ни ответа, ни вознаграждения за оказанную услугу. Николя растерялся. Он знал едва ли не всех мальчишек, рыскавших по столице в поисках заработков и готовых исполнить любое поручение. Но этого маленького савояра он видел впервые. Однако ребенок явно знал его, ибо без колебаний подошел прямо к нему. Он развернул записку. Несколько торопливо набросанных строк и заглавная Р вместо подписи. Подобное послание мог отправить только Ретиф. Он не знал почерка Ретифа, однако знал, какое ограниченное образование получали подобные ему самоучки. Всех одинаково учили писать, и у тех, кто на этом этапе останавливался, вырабатывался более или менее однообразный почерк. Однако прочитав записку, в нем зародились сомнения. К тому же некоторые буквы…

«Сегодня вечером в одиннадцать часов вечера. Дверь павильона Самаритен будет открыта. Р.»

Он удивился. Что означает эта записка? Кто, если не Ретиф, хочет с ним встретиться? И почему так поздно? И зачем передавать записку столь таинственным образом? Зачем вообще писать? Ретиф всегда соблюдал осторожность и не любил оставлять следов, иначе говоря, писать записки. Почему вдруг такой хитрец, как он, выбрал столь непривычный для себя способ предупредить его? Ретифу поручили отыскать маленького дрозда, снятого Ренаром. Интересно, нашел ли он его? И можно ли представить себе, что, отыскав дрозда, Ретиф решил вместе с ним явиться на свидание с комиссаром? Поразмыслив, Николя постановил, что подобное предположение имеет право на существование. Во всяком случае, чем он рискует, отправившись на это свидание? Со шпагой на боку и с пистолетом за полями треуголки он отлично вооружен. Хотя, надо признать, в такой поздний час улицы, прилегавшие к Новому мосту, предоставляли отличные укромные уголки для засады. Он хотел предупредить Бурдо, но быстро отмел эту мысль, решив дать инспектору возможность скоротать вечер с семьей. Не считаясь ни со временем, ни с усталостью, Бурдо усердно служил королю и проводил дома далеко не каждый вечер.

После легкого ужина Николя сел играть в шахматы с Ноблекуром. Не желая волновать бывшего прокурора, он не стал сообщать ему о своих последних открытиях, однако невнимательность и небрежная манера игры выдавали его озабоченность. Но то ли от рассеянности, то ли в порыве великодушия Ноблекур не обращал внимания на забывчивость Николя и с радостным видом трижды обыграл его. Игра позволяла почтенному магистрату убедиться, что он еще не утратил остроты ума, и вселяла в него уверенность, что возраст смекалке не помеха. Вскоре под предлогом усталости Николя удалился, желая как должно подготовиться к ночной прогулке.

Первое, что он сделал, — вычистил подаренный Бурдо карманный пистолет, который наконец вернулся из починки, куда его отправили после того, как его повредила пуля. Проверив спуск, он наполнил маленькую пороховницу и взял достаточное количество свинцовых пуль. Не желая марать фамильную шпагу в уличной потасовке, он взял с собой шпагу-трость, закаленный клинок, вделанный в рукоятку и вставлявшийся, словно в ножны, в полую трость; тяжелой рукояткой трости при необходимости вполне возможно раздробить череп. Эта трость также являлась подарком инспектора. Он пристроил пистолет за полями треуголки, чтобы, подняв руки, сподручней делать выстрел. Внутрь треуголки он по совету Бурдо вставил металлическую шапочку, чтобы не потерять сознание в случае, если удар нанесут сзади или из-за угла. Убедившись, что раны его быстро заживают, он облачился в черный фрак, туго стянул волосы в хвост и надел башмаки из мягкой кожи, позволявшие, в отличие от привычных сапог, бесшумно передвигаться, а в случае необходимости — бежать значительно быстрее. Завершая сборы, он вспомнил сумбурные предсказания Полетты, но постарался поскорее забыть о них.