Провокация - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зайцев cтр.№ 24

Сутулый здоровяк с двумя «боевыми перчатками» и сонной рожей лениво пожал плечами – мол, не знаю, ждали вы пополнение, не ждали, мне по барабану, а зовут меня:

– Зубов Алексей, – у него и голос оказался сонным, тягучим. Говорит так, будто одолжение делает. – Прибыл для дальнейшего прохождения. Идентификацию у дежурного по отделению прошел.

А то как же! Уже доложили Федор Палычу, что новенький прибыл. Как же иначе? Аркаша Смирнов телефонировал, улучил момент, когда определял новенького на постой, когда тот в избу вещички заносил, а Смирнов его за плетнем дожидался, чтобы дальше, до отделения подвезти. Не зря ж Аркаше было велено дежурить у взлетно-посадочной, караулить прибытие пополнения, прилет этого гусака.

Самые худшие предчувствия, увы, не обманули Федор Палыча – гусак прилетел еще тот. Увы, согласен Федор Палыч и с первыми впечатлениями Аркаши Смирнова – говно мужик. Чуяло сердце – так не бывает, чтобы из Столицы в Область прислали нормального службиста. Вот бы еще узнать, за что, за какие грехи этого гуся лапчатого перебросили из престижного сектора О в бесперспективный Н.П. – Гб.2101.ру.

– Садитесь, Зубов, знакомиться будем. Берите, вон, у стены стул и располагайтесь.

Двигать стул новичок или поленился, или не пожелал. Пропустил мимо ушей вежливое: «Берите... стул». Пожал плечами – дескать, ладно, присяду, раз велено – подошел к череде стульев возле стены и опустил себя на крайний. Сел в профиль к Федор Палычу. Сгорбился пуще прежнего, уставился в пол. На сонной роже брезгливое безразличие ко всему на свете, губа оттопырена, взгляд рассеянный.

– Ты, Алексей... можно тебя на «ты»?

Зубов кивнул. Клюнул носом, чуть-чуть, еле заметно скривив рот в полуулыбке-полуухмылке.

– Ты, Леша, можешь мне честно сказать, за что тебя, парень, из самой Москвы к нам турнули?

Новенький пожал плечами – мол, могу сказать, почему нет? – и процедил сквозь зубы:

– После болезни.

Два слова сплюнул и молчит. Как будто эти слова чего-то проясняют. И молча, рассеянно, изучает дощатый пол. И все ему, типа, до звезды.

– Чего «после болезни», Леша? – Федор Палыч старался говорить отеческим тоном, мягким и доброжелательным. Старался не выдать голосом свое нарастающее с каждой секундой раздражение. – Не догоняю я, Леш?

– Место мое, московское, пока я в госпитале валялся, укомплектовали. Направили к вам, на вакансию.

– А болел чем?

– Гриппом.

– Ты когда последнее тестирование проходил?

– В госпитале.

– Коэффициент лояльности у тебя..? Упал, да? Сколько коэффициент на сейчас?

– Девяносто восемь.

– Ничего себе! И с такими процентами тебя к нам?.. Ничего не понимаю!

Зубов пожал плечами.

Федор Палычу хотелось, ох, как хотелось, видеть в нем жертву интриг, незаслуженно обиженного свойского мужика, но... Видел он пред собой сонного, высокомерного гусака. Понтярщика с двумя «боевыми перчатками». Говно вонючее.

У полицейских нет ни званий, ни рангов, есть только выборные – общим и тайным голосованием коллектива – должности. Полиция – это братство под крылом и началом гражданской администрации. Братство добровольно ссыльных, ибо по месту жительства любых, вплоть до седьмого колена, родственников служить запрещается.

Федор Палыч был потомственным полицейским. Его дед служил еще в ту пору, когда полиция страдала от кадрового дефицита, и проходной коэффициент составлял всего 75%. Коэффициент лояльности отца Федора равнялся 87%. Продолжатель династии Палыч имел за душой целых 97%. Много, но меньше, чем у этого Зубова.

Начинал службу Федор Палыч на Юге, где женился, и откуда его перевели сюда, в Среднюю Полосу, в Н.П. —Гб.2101.ру. Сын у Федор Палыча родился уже здесь. Федор Палычу нравилось служить здесь, в Среднем секторе, в Н.П. —Гб.2101.ру, в 50 км от города Новгорода. Поднадзорный Н.П. ориентирован на огородничество, сюда часто прилетают грузовики за овощами для новгородцев, население тут тихое и спокойное, всем довольное, серьезные инциденты редки, как волосы на голове у Федор Палыча, то есть – их вообще не бывает, разве что в отчетности повысишь какой инцидент до статуса «серьезного», ратуя за премию коллективу, а так служба сводится в основном к профилактике правонарушений. Лафа, одним словом. И без всякого пополнения отделение, ясное дело, выдало бы те же положительные показатели, но за последние годы, увы, поднадзорные огородники расплодились чрезвычайно, и число их голов перевалило за тот рубеж, после которого положено расширение штатов. И вот вам – пожалуйте бриться! – прислали черте кого, гуся лапчатого, говно вонючее.

Уж третий год кряду сослуживцы единогласно выбирали Палыча себе в начальники, отчего он чувствовал себя особенно ответственным за коллектив, крепкий и сплоченный, радел за него и денно и нощно. Ожидая пополнение, единодушно избранный начальник всем сердцем надеялся, что новичок органично вольется в дружную команду отличных ребят. И дождался. Этот, хе-е, вольется! Как говно в прорубь. Как плевок в колодец. Реально не зря в процессе ожидания новичка Федор Палыча мучили паршивые предчувствия, отзываясь болью в добром сердце, которое продолжало надеяться на лучшее, вопреки им, предчувствиям.

«Не, не скажет сукин сын, за что его из Москвы взаправду турнули, – подумал Федор Палыч, игнорируя покалывания в сердечной мышце, запрещая себе реагировать на сердечные боли от нервов. – А ведь за что-то его из столицы вытурили, суку...» – Федор Палыч вздохнул, огладил лысину и произнес притворно бодрым баритоном:

– Ладно, Алексей! Будем так считать, что мы с тобой... Не, не познакомились еще. Меня Федором Павловичем зовут. А теперь, считай, познакомились. Теперь с остальными тебя познакомлю, – и начальник дотронулся до кнопки общего сбора по отделению.

Солидно звучит: «кнопка общего сбора». И сигнал «общего сбора» звучит внушительно: сирена взвыла, аж уши закладывает. И, кажется, что сейчас в начальственном кабинете станет тесно от подчиненных. Каждый раз этакая дурь мерещится Федор Палычу, когда он нажимает солидную кнопку и щурится от резанувшего по ушам сигнала.

По сигналу «общего сбора» явились двое – дылда Саня Ларин и весельчак Вовка Баранкин. Максимка Белов сегодня дежурный, бдит в рекреации у входа в отделение, и его сигнал не касается, а Смирнов Аркадий встретил, подвез новичка и отправился патрулировать территорию, сегодня его черед кататься на свежем воздухе. Количественный состав полицейских до сего дня равнялся пяти штатным единицам. Теперь их шестеро. Пятерка в доску своих, плюс один столичный говнюк.

«Из-за таких говнюков и к полиции кое-где у нас порой предвзятое отношение, – подумал Федор Палыч. – Ежели еще и Аркашка женится на своей этой, грудастенькой, которая в теплицах работает, тогда вообще труба дело. Пришлют взамен Аркашки еще одного говнюка, и конец нормальной службе».

Думы тяжкие жгли мозг Федор Палыча, словно термопушки леталок-карателей. В придачу к сердечной мышце заболела и лысая голова, одномоментно и сильно, вдруг. «Небось, давление от расстройств подскочило», – подумал начальник, улыбнулся вымученно, заговорил: